Тур Буманн-Ларсен - Амундсен

В свою очередь Руал Амундсен считал данное соглашение формальностью, временной уловкой, позволявшей наконец-то отправить дирижабль на север. Поэтому он продолжал играть ту единственную роль, какой владел, а именно роль Начальника-самодержца. Во вселенной полярника эгоцентричному итальянцу не было места. «Этому наемному пилоту норвежского дирижабля, составляющего собственность американского гражданина и мою, нельзя разрешать присваивать себе честь, которая не принадлежит ему по праву», — писал он позднее в своих воспоминаниях.

Главная проблема, однако, состояла как раз в том, что честь действительно по праву принадлежала Нобиле — заранее полярник не мог этого предугадать, а впоследствии не желал видеть. Ролф Томмессен очень метко сформулирует суть в своем официальном отчете: «Конфликт вызвало не что иное, как деликатные и сложные взаимоотношения, какие всегда возникают между несведущим и сведущим руководителями, а здесь они еще обострились ввиду того, что перелет удался». На полях против этой фразы полярник собственноручно добавил: «Вот я и получил!»

Если учесть многие квадратные километры обследованных территорий, то перелет «Норвегии» оказался весьма значительной географической экспедицией, вполне сопоставимой с величайшими открывательскими путешествиями в истории человечества. Его результат мог бы стать революцией в истории земного шара, но обернулся разочарованием — под льдами повсюду море. Сам же перелет как таковой, напротив, не просто удался, а превзошел все ожидания: 171 час в воздухе, считая от Рима, из них 72 часа над Северным Ледовитым океаном. Шедевр в сфере коммуникаций, дирижабль «Норвегия» был провозвестником новой эпохи.

За все время полета полярнику так ни разу и не довелось выступить в руководящей роли. Даже стать первооткрывателем ему было не суждено, а героическим ледовым вожаком тем паче. Руалу Амундсену оставалось только одно — одолеть Нобиле с позиций гипотетической ситуации, о чем он и пишет в своих мемуарах: «Взбешенный и раздраженный, я, не стесняясь в выражениях, напомнил ему, какое жалкое зрелище представляла бы собой его особа, если бы "Норвегия" была вынуждена к посадке, и указал ему, насколько нелепой была бы его претензия на командование экспедицией в таких обстоятельствах».

На следующий день после посадки в Теллере полярник на собаках выезжает в Ном. Его сопровождают Элсуорт и двое самых преданных людей — Вистинг и Омдал. С этой свитой он намерен войти в золотоискательский поселок и завершить свою карьеру там, где она началась двадцать лет назад, когда «Йоа» бросила якорь на здешнем рейде. С итальянцем он даже не прощается.

Нобиле прибывает в Ном позднее, морем, а через некоторое время в городке соберется вся экспедиция. Обломки дирижабля оставлены неподалеку от Теллера. Демонтированная «Норвегия» являет собой жалкое зрелище — наподобие выброшенного на берег китового скелета. Хотя в известном смысле летательный аппарат по-прежнему имеет значительную ценность, особого интереса к его дальнейшей судьбе не наблюдается; Руал Амундсен никогда не дорожил отслужившим транспортом.

Встреча в Номе стала для великого полярника холодным душем — вместо ликующей толпы он увидел всего несколько человек. Номские обитатели думали, что прилетит дирижабль, а тут на тебе — старый полярник на собачьей упряжке. В самой персоне Руала Амундсена, хоть он и обзавелся бородой, никто большой сенсации не усматривал. Зато изрядную ажитацию возбуждает в городке «пышный въезд» (по выражению Амундсена) пилота дирижабля.

Экспедиция заранее подписала серьезное соглашение с «Нью-Йорк тайме». Однако, рискуя контрактами на без малого 400 тысяч крон, Руал Амундсен не спешил выполнять свои обязательства, хотя, по условиям соглашения, должен был отсылать огромные количества слов — как предполагалось, топографические описания новых земель и рассказы о прочих сенсационных находках. Увы, писать было в общем-то не о чем. Они видели медвежьи следы, а больше почти ничего.

Заметки, в конце концов отправленные телеграфом из Нома, принадлежали перу журналиста Рамма и были подписаны двумя руководителями — Амундсеном и Элсуортом. Нобиле незамедлительно опротестовал отсутствие своего имени. Экспедиционная администрация лихорадочно пыталась из Осло замять конфликт. Но у Начальника в итоге только крепнет убежденность, что Общество воздухоплавания идет на поводу у итальянцев. «Мы в ту пору чертовски устали от всего этого и оставили Томмессена и его банду без внимания», — гласит его позднейший комментарий насчет вечных апелляций «ответственных» лиц к здравомыслию.

Чтобы сохранить за собой руководящую позицию и соблюсти национальные интересы, Нобиле организует собственное журналистское обеспечение для публикации итальянской версии. Из-за очевидного раскола недели в Номе мучительны для всех. К концу пребывания Рисер-Ларсен телеграфирует Том-мессену: «Радость по поводу успешного исхода экспедиции напрочь для всех отравлена, каждый мечтает только об одном — убраться домой и, по возможности, забыть обо всем. Увы, напоследок у А. останется горькая память».

Наконец приходит долгожданный пароход «Виктория», и 16 июня экспедиция отплывает на юг. Полярник без сожаления прощается с городком, который на протяжении всей его карьеры был столь важным географическим пунктом.

В книге, за которую вскоре возьмется, полярник ожесточенно сведет счеты с Номом, городком, где он, знаменитый на весь мир первооткрыватель, оказался в тени южанинаподчиненного. Амундсен прибегнет к способу, которым позднее так изощренно воспользуется в своих мемуарах. Он просто вычеркнет Ном из истории. Даже имя городка не заслуживает упоминания; он стал для «сказочной страны Аляски» позорным пятном и населен «теперь современным мелочным, жадным индивидом».

Чтобы объяснить моральный упадок обитателей безымянного поселка, полярник привлекает на помощь психиатрию и излагает анализ человека в зимней изоляции: «Мы ведь по собственному опыту знаем, как дурно отрезанность от мира сказывается на здравом, трезвом мышлении. Уже год такой жизни заметен на индивиде. А что же происходит с людским множеством, годами отрезанным от мира? Люди сами о том не подозревают, но их мозг съеживается до минимума, и вполне можно себе представить, каков будет результат, когда эти умственно больные принимаются оценивать людей и обстоятельства тем жалким клочком мозгов, какой у них еще сохранился, и свято верят, что с головой у них все в порядке». Полярник завершает свой анализ заявлением, что «немалое число индивидов Аляска год за годом набирает в Штатах из сумасшедших домов».