Тур Буманн-Ларсен - Амундсен

Лето выдалось напряженное. Наш полярник, однако, был в ударе и не скучал по ледовой пустыне. Вот что он пишет из Потсдама Леону: «Забот у меня полон рот — корректуры, фотографии, результаты наблюдений и т. д. и т. п., — но я уже чувствую себя победителем».

В конечном счете оказалось, что стилистический Пегас Бернта Ли внес в книгу о Северо-Западном проходе очень небольшую лепту. Творческая манера Ли заметна прежде всего во введении и в украшении текста вкраплениями, напоминающими бьёрнсоновские описания природы… а еще это он подсказал автору, чтобы Нансен, когда цель достигнута, подмигнул со своего портрета. В остальном книга несет на себе отпечаток собственного стиля Руала Амундсена — «конкретного и лаконичного». Полярный исследователь не скачет на крылатом коне, а держится ближе к земле, на задворках поэзии.

Предполагалось выпустить «Северо-Западный проход» в ноябре 1907 года в количестве 8 тысяч экземпляров, но этот тираж был вскоре увеличен до 10 тысяч. Весьма неплохо, хотя десятью годами раньше двухтомный нансеновский «"Фрам" в Полярном море» вышел сразу двадцатитысячным тиражом. Эти цифры достаточно верно отражают соотношение читательского интереса к обоим северным походам.

Помимо предусмотренного договором числа слов и иллюстраций, книга (в соответствии с законами литературного жанра) содержала финансовый отчет об экспедиции. В постановлении стортинга от 1907 года подсчитано, что Амундсенов поход обошелся в 160 тысяч крон, — сумму, признанную незначительной для «благополучного преодоления Северо-Западного прохода под норвежским флагом». По возвращении у экспедиции оставался долг примерно в 80 тысяч крон, половину которого удалось собрать частным образом, тогда как недостающие 40 тысяч были выделены стортингом. Разумеется, часть ассигнованных средств официально предназначалась для приобретения бесценных научных материалов, но понятно, что эта дотация призвана была также укрепить престиж новообразованного королевства. В постановлении за номером 78 эта цель выражена следующим образом: «Все сходятся во мнении, что экспедиция от начала до конца служила чести и прославлению нашего народа, внесла весомый вклад в полярные исследования, руководимые и осуществляемые норвежцами, и, вероятно, более других привлекла внимание мировой общественности к нашей научной работе».

Свою первую книгу Руал Амундсен открывает благодарностью «горстке мужественных людей», с которыми он проделал этот поход. Он вспоминает также про «одинокую могилу, воздвигнутую в бескрайней ледовой пустыне», и отдельно благодарит «того, кто сложил свою голову на поле брани». Но его главному посвящению отведена целая страница:

«Министру д-ру Фритьофу Нансену

с глубочайшей благодарностью

от Руала Амундсена» [50] В русском издании ни одного из этих посвящений не сохранилось. .

Амундсен словно хочет подчеркнуть пропасть между раздутой им фигурой посланника и доктора (имя и титулы Нансена выделены крупным шрифтом) и собой, не имеющим чинов и званий. С одной стороны, в этом проявляется самоуничижительное преклонение перед авторитетом, с другой — тут есть и определенная тактика. В одном из писем Александр Нансен рассказывает брату о том, как Амундсен отказался поставить под телеграммой свою подпись, «посчитав это неуважением к тебе». И не без удовольствия прибавляет в скобках: «еще один штрих к портрету!» Подобострастные посвящения и хвалы, возносимые в речах, произвели свое действие.

Как полярный путешественник и исследователь Руал Амундсен был естественным преемником Нансена. Проблема заключалась лишь в том, что благодаря Нансену эти понятия стали гораздо весомее прежнего. А поскольку Амундсен напрямую строил свою репутацию на научных и прочих достижениях предшественника, Нансеново наследие тяготило его.

Руал Амундсен не был созидателем новой страны. Эта сторона деятельности Нансена отражалась, в частности, в его тесном знакомстве с вождем поэтов Бьёрнстьерне Бьёрнсоном, который в стихах и прозе объединил нансеновские экспедиции с борьбой Норвегии за независимость. Вероятно, как отсутствием у Амундсена пиетета перед подвигом Бьёрнсона, так и преклонными годами поэтического лидера объясняется то, что единственным откликом на возвращение после плавания Северо-Западным проходом стало телеграфное приглашение из Эулестада от Эрлинга Бьёрнсона: «Отец спрашивает, не хотите ли Вы приехать к нам в понедельник отдохнуть». Разумеется, у новоиспеченного национального героя не нашлось времени на отдых — ни в понедельник, ни во вторник, ни в среду…

Всю жизнь используя национальные символы и верноподданническую риторику, Руал Амундсен едва ли всерьез задумывался о политических проблемах, определявших будущее его родины. Зато пылкий интерес к ним красной нитью проходит через жизнь Фритьофа Нансена. Когда же он взял на себя еще и роль всемирного спасителя, выражение «полярный путешественник», утратив привычное для норвежцев значение, резко раздвинуло свои границы.

Руал Амундсен занимался созиданием не нации, а самого себя. Наконец-то он стал великим человеком… хотя по сути дела был лишь уменьшенным подобием Фритьофа Нансена.

«Следующей задачей, которую я задумал разрешить, было открытие Северного полюса» — так начинается глава о Южном полюсе в амундсеновских воспоминаниях 1927 года. И далее: «Мне очень хотелось самому проделать попытку, предпринятую несколько лет тому назад доктором Нансеном, а именно — продрейфовать с полярными льдами через Северный полюс поперек Северного Ледовитого океана».

Готовясь к третьему походу «Фрама», Руал Амундсен постоянно подчеркивал, что видит своей главной задачей вовсе не достижение Северного полюса, а проведение научных наблюдений «в северных полярных широтах». В период приготовлений и изыскания финансовых средств требуется некоторая маскировка, когда же предприятие остается позади и речь идет о расстановке исторических вех, от приукрашивания можно и отказаться. Тогда имеют значение не благородные помыслы, а твердые факты. Кто первым проник сквозь игольное ушко? Кто первым добрался до кончика булавки? Амундсен не считал нужным лгать до бесконечности. Даже если эта ложь была белая и пушистая.

Чтобы понять события, развернувшиеся вокруг обоих полюсов, следует забыть пролегающее между ними расстояние. Остальное — дело тактики. События происходят в течение четырех лет, с 1908 по 1912 год. Участвуют в них четыре человека. Американцам Куку и Пири никакого научного прикрытия не требуется: на их континенте рекорд — достаточное основание для экспедиции. Европейцы Скотт и Амундсен зависят от исследовательского камуфляжа. За ними возвышается фигура пятого участника, Фритьофа Нансена, которому пришлось отказаться от полюсов и удовлетвориться заточением в башне из слоновой кости и занятиями чистой наукой [51] Не считая плавания на яхте «Веслеме» на Шпицберген летом 1912 года, Нансен в это время отошел от научной деятельности, сосредоточившись на общественном поприще. На нем благодаря своему авторитету достиг немалых успехов (ср.: Нансен-Хейер Л. Книга об отце). Буманн-Ларсен исходит из идеи состязания в достижении полюсов, идя на поводу у газет того времени. Научный результат был меньшим у англичан, поскольку поход Скотта летом 1911–1912 годов был незначительным продолжением маршрута Шеклтона (1908–1909), тогда как мощные научные силы на мысе Эванс (Дебенэм, Пристли) успешно компенсировали недостаток открытий у полюса, став научным фундаментом при организации Полярного института имени Скотта в Кембридже в близком будущем. Если бы не бесплодный в научном отношении маршрут самого Пири, сходящиеся на полюсе маршруты Кука и Пири, охватив значительное пространство, привели бы к ликвидации обширного «белого пятна» в самых высоких широтах Северного полушария. .