Тур Буманн-Ларсен - Амундсен

Увы, полярного путешественника так просто не утихомирить. В ответном послании он настаивает на том, чтобы после возвращения из северного похода его участникам — людям совершенно уникальным — были гарантированы места на государственной службе: «Это мне обещал Братли, и на выполнении этого обещания я вынужден настаивать, поскольку рассказал о нем ребятам». Итак: «Повторяю еще раз — я требую выполнения обещанного. Хельмеру необходимо сообщить, что по возвращении он получит должность таможенника, и так же со всеми остальными — они должны получить перечисленные мною места… И пускай не пытаются отговориться, мол, это невозможно. Это не только возможно, но должно быть и будет сделано».

Поскольку перспективы новых государственных дотаций сомнительны, Леон на встрече с премьер-министром извлек на свет старую идею, а именно: «Я считаю выпуск экспедиционных марок, к которому Кнудсен отнесся довольно благосклонно и которым могла бы открыться целая серия, даже более выгодным, чем дотация». Эта тема в разных вариантах многократно возникала в финансовых планах братьев. Естественная мысль о выпуске марок и открыток, посвященных походу на полюс, возникла оттого, что сам Леон Амундсен был заядлым филателистом. Но государственная политика в отношении марок была столь же неторопливой, как и в других отношениях. Посему, чтобы не вызвать новой вспышки гнева из-за океана, Леон прибавляет: «Тебе следует отнестись к делу спокойно, пока мы не выясним, что предпринимается. Пытаться подгонять государственную машину, на мой взгляд, совершенно бесполезно».

Тем не менее Руал облекает свой ответ в форму распоряжения: «Обеспечь выпуск марок».

Наконец, 2 апреля, пульхёгдский великан разобрался с собой и сочиняет ответное письмо. Оно доходит до Руала Амундсена через 20 дней, застав его в Дакоте. «Только что получил семистраничное письмо от Старика, — несколько сконфуженно докладывает Руал домой. — Он принял мой гнев на собственный счет, чего я отнюдь не имел в виду».

До американского путешественника уже дошло и послание от премьер-министра Кнудсена, написанное им после беседы с Леоном и содержавшее заверения в самых добрых намерениях правительства. Продолжая держаться своей бескомпромиссной линии, Руал Амундсен тем не менее практически убежден, что его требования будут выполнены. Зато письмом к Нансену он спровоцировал сход лавины, и этой лавине из прошлого суждено было навалиться на него всей своей тяжестью.

На самом деле семистраничное послание из Пульхёгды — отклик на письмо, которое два с половиной года назад привез с Мадейры Леон Амундсен. Фритьоф Нансен впервые раскрывает свои мысли и чувства перед соотечественником, ставшим его соперником в борьбе за Южный полюс.

Всего за две недели до получения амундсеновского ультиматума скончался после продолжительной болезни младший сын профессора, Осмунн. Письмо застало Фритьофа Нансена в период раздумий, когда человек не в состоянии легко воспринимать превратности судьбы.

После семи страниц Руалу Амундсену профессор пишет еще более пространное письмо человеку, который по-отечески поддерживал капитана Скотта, — бывшему президенту Королевского географического общества, адмиралу сэру Клементсу Маркхему. Тут Нансен использует весь свой авторитет для защиты младшего соотечественника. В его представлении Амундсен неприкосновенен, поскольку осуществляет дело его, Нансена, жизни. Хотя письмо напоминает речь в защиту Норвегии, оно звучит более доверительно и более прочувствованно, чем адресованное Руалу Амундсену. Фритьоф Нансен начинает с описания собственного горя: «Не всегда нужно отправляться в полярные широты, чтобы испытать страдание и боль».

В письме Амундсену он вообще не упоминает о своем личном несчастье, сосредоточившись на положении адресата. Если послание английскому адмиралу предназначено равному, предназначено другу, то Амундсену выговаривают, как вдумчивый наставник выговаривает лучшему ученику: «Мне кажется, у Вас отняли слишком много сил бесчисленные выступления в плохо сказывающейся на нервах стране, отчего Вы переволновались и утратили душевное равновесие».

Фритьофу Нансену непонятно стремление Амундсена рисковать экспедицией из-за каких-то «невыполненных обещаний» в отношении государственных должностей, продвижения по службе и наград, которые — в долговременной перспективе — не более чем бюрократические штучки и эфемерная ерунда. Может быть, Руал просто-напросто не желает заниматься северным походом, «но тогда следовало без обиняков мне это сказать». В глазах наставника ученик предстает «человеком, готовым нарушить торжественное обещание» под предлогом сущих пустяков.

Фритьоф Нансен пользуется этой возможностью напрямую объяснить Амундсену: «Возможно, Вы не поняли, что ради Вас я принес жертву, какой не приносил никому из живущих на свете, — отменил собственный поход к Южному полюсу, призванный стать заключительным аккордом моей карьеры как полярного исследователя, и отказался от "Фрама", дабы Вы могли осуществить свой дрейф через Северный Ледовитый океан» [91] Здесь Нансен впервые высказывается о своем согласии на использование «Фрама» Амундсеном на его собственных условиях. .

Кого Нансен имеет в виду под «никем из живущих на свете»? Профессор подбирает слова так же аккуратно, как это делает Амундсен, когда не хочет сказать правду, но не хочет и быть уличенным во лжи. Он намеренно воздерживается от упоминания того, кого нет в живых. Не упоминает он его и в письме к Маркхему: «Должен признаться, я до последней минуты терзался сомнениями, проявлял слабость и в конечном счете просто уступил мыслям о жене, которые и подвигли меня принять окончательное решение в ту самую минуту, когда он [Амундсен. — Т. Б.-Л. ] в сентябре 1907 года пришел ко мне за ответом».

Образ Фритьофа Нансена, несомненно, окрашивается в трагические тона благодаря тому, что он воспринимает собственные человеколюбивые мотивы как проявление слабости. Соотечественнику же он не хочет раскрывать своих человеколюбивых сторон и истинных мотивов. Более того, Нансен намеренно возлагает всю тяжесть ответственности на плечи Руала Амундсена.

Покорение Южного полюса «подытожило весь накопленный мною опыт полярника, и по сравнению с тем, что нам пришлось выдержать, дрейфуя во льдах, поход на юг представлялся мне захватывающим приключением». Здесь наставник не только подчеркивает, что полюс был открыт с помощью его методов, но присоединяется к мнению Юхансена, высказанному им по возвращении на родину: дескать, 90° южной широты — ничто по сравнению с 86° северной.