Григорий Ревзин - Николай Коперник

В славянских государствах отныне часто царствуют королевы-немки. С их появлением глубоко меняется весь придворный распорядок. Немецкий язык звучит сначала в Краковском кремле, затем становится модным языком всей польской знати. Все ширится обычай наряжаться в немецкое платье, заводить в шляхетских семьях немецкий уклад жизни. Саксонских лицедеев и музыкантов, швабских лекарей и звездочетов можно встретить теперь не только в столице, но и в немногих еще числом городах польской провинции.

Польские короли все же долго и упорно противятся домогательствам немецкой царственной родни и отказываются распахнуть широко двери для колонизации польских городов и сел. Им ясна грозящая стране потеря самобытности. Но на помощь колонизаторам приходят потрясающие бедствия середины XIII века. В 1241 году монгольские орды, прокатившись по Киевскому княжеству, затопили польские области. Татары недолго оставались в Польше, но последствия их пребывания поистине катастрофичны: от татарской резни польские земли наполовину обезлюдели. И это сильно облегчает немцам дело мирного завоевания Польши.

У польских королей выпрашиваются грамоты на заселение целых городских кварталов, больших сельских волостей переселенцами из-за Лабы, ставшей уже Эльбою. Появляются чисто немецкие сельские поселения, быстро растет число немецких купцов и ремесленников в городах. В течение ХІІI века право на полное внутреннее самоуправление предоставлено двадцати семи немецким городским поселениям. За это же время возникают сорок немецких деревень.

Бурно протекает германизация польского Шлёнзка. При дворе силезских князей, быстро и совершенно онемеченных через браки с немецкими принцессами, господствуют немецкий язык и немецкие порядки. Для немецких крестьян-колонистов создаются особые льготы, они не знают натуральных повинностей, тогда как польские хлопы ими переобременены. Что же удивительного в том, что польские деревни в Силезии хиреют, а немецкие процветают?

К 1270 году, после татарского набега и усиленной немецкой колонизации, в Силезии уже 1500 немецких деревень, а большие города все совершенно онемечены.

Очень сходно развиваются события и в Чехии.

«Мирное» и «тихое» немецкое проникновение в Польшу и Чехию не всегда было тихим и мирным. Спрятавший когти заэльбский хищник зорко следил за намеченной жертвой. И стоило ему только заметить слабость славянского партнера — он наносил тяжелый удар лапой. Обильной кровью приходилось расплачиваться тогда польскому и чешскому государствам. Немецких владетельных принцев всегда поднимало на военные предприятия зрелище внутренних славянских смут и междоусобий, столь частых особенно в Польше.

В 1278 году чешский король Пшемысл-Оттокар II обратился с письмом к польским князьям:

«Много имеется причин, которые должны бы склонить вас к оказанию нам помощи. Ведь если, чего боже упаси, придавит нас ярмо Римской Империи, то ненасытная алчность тевтонов от этого лишь усилится и преступная длань их прострется и на вашу страну. Мы для вас и для вашей земли служим передовым оплотом. Если этот оплот — Сохрани боже! — не выдержит натиска, то вам и народу вашему грозят страшные бедствия. Неудержимая жадность к добыче не позволит немцам остановиться. Покоривши нас, они бросятся в польские пределы и наложат на вас невыносимый гнет своей тирании. Какая жалкая участь постигнет тогда все ненавистное немцам множество вашего народа! Какое тяжкое рабство пригнетет свободную ныне Польшу! Сколько кровавых ужасов придется претерпеть всему польскому народу! Воистину необходимо бодрствовать! И еще не всё мы написали. Несчастий, коих вам надо опасаться, больше, чем слов, которыми можно было бы их описать. А потому идите на помощь нам, идите!»

Письмо это писал старый, в недавнем прошлом верный друг и помощник немцев. Подобно отцу своему и деду, Пшемысл во все свое царствование опирался на немцев, всячески им покровительствовал, заселял немцами Чехию. Но лицемерный друг, император Священной Римской империи Рудольф Габсбургский, сумел ловко воспользоваться слабостью Пшемысла. Он отторг у него Австрию со Штирией и Крайной, а самую Чехию заставил Пшемысла вымаливать себе в лен, кланяясь Рудольфу земно.

Пшемысл постиг тогда всю гибельность своей дружбы с тевтонами. Для него оставалось одно лишь решение: возобновить давно забытую чешскими королями политику славянского единения, вновь сблизиться с Польшей и совместными силами ударить на агрессора.

Пшемыслу удалось заключить славянский военный союз. Польские князья из Малой и Великой Польши и из Силезии привели в Чехию много ратных людей. Под знамена короля стало около тридцати тысяч воинов. С ними Пшемысл выступил в поход на императора Рудольфа, располагавшего значительно большими силами. Летом 1278 года противники сошлись у Дюрренкрута. И здесь чешско-польское войско понесло страшное поражение, а сам Пшемысл погиб в жестокой сече.

Это был скорбный день в истории славянства. Дюрренкрут надолго ослабил силы чехов.

В истории Европы трудно найти движение такого постоянства и длительности, как агрессивный натиск немецкого авантюристичного дворянства на славянский восток. Агрессия эта пролегает черной лентой через несколько столетий.

Во второй мировой войне, возникшей «…как неизбежный результат развития мировых экономических и политических сил на базе современного монополистического капитализма [19] И. Сталин. Речь на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа г. Москвы 9 февраля 1946 г. 1946, стр. 6. , немецкие фашисты — «…партия империалистов, притом наиболее хищнических и разбойничьих империалистов среди всех империалистов мира» [20] И. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза. Изд. 5. М., 1948, стр. 27. — и их вождь, провозгласивший, что «мы должны прежде всего вытеснить и истребить славянские народы», пытались возродить эти разбойничьи традиции.

Этот поход за мировое господство окончился бесславно, а конец Гитлера может послужить поучительным примером для всех возможных последователей его идей.

История же самого Ордена крестоносцев — это история грабителей и разбоя.

Гитлер в крикливых речах часто восхвалял «подвиги» тевтонских рыцарей: «Мы начнем теперь с того, на чем они остановились».

Первое появление Орденских Братьев на берегах Балтики казалось событием скромным, мало приметным. Едва ли польские воеводы и литовские князья, поглощенные внутренними спорами, уделили ему сколько-нибудь внимания.

Польский летописец повествует, как летом 1231 года в Хелминщине, на левом берегу Вислы, показались семь тевтонских всадников. На высоком речном обрыве, в ветвях столетнего дуба, угнездили они свою сторожевую вышку, а дуб опоясали валом и рвом. Так возник на польской земле первый бастион крестоносцев. Они назвали его Фогельзангом, что по-немецки значит «пенье птицы». Отсюда, от этого дуба, взлетел тевтонский коршун и, широко распластав крылья, пустился в стремительный полет.