Родион Нахапетов - Влюбленный

Медицинский десант в Татарстан. Министр здравоохранения республики благодарит Фонд дружбы и вручает сувениры

Богатство ослепило его. Не заработав, а получив от отца дармовые миллионы, Дэвид стал создавать мир, основанный не на разуме, а на капризах и прихоти. Деньги не имели для него реальной цены. К празднику Дэвид регулярно получал от отца маленький подарок — чек на сто тысяч долларов (это сверх миллионов на бизнес и текущие расходы). Нужно ли заботиться о завтрашнем дне? Отец, не вникая, как его деньгами распоряжаются, все оплачивал и оплачивал растущие долги сына. А потом задумался: не летят ли его дары в трубу — на ненужных садовников, на архитекторов, на профессионально ничтожных секретарей и адвокатов? Он стал вникать в дела сына. Дэвид возмутился. Начались трения.

Отношения с отцом все больше и больше обострялись, и в конце концов Дэвид взбрыкнул и послал отца ко всем чертям. Тот, не долго думая, взял да и перекрыл Дэвиду кислород: перестал посылать деньги.

Гордый Дэвид послал отца еще дальше. Он был убежден, что созданный им мир подчинен его воле, а не указке «дурака отца». Но не тут‑то было. Как только иссяк денежный источник, вся империя Дэвида Джена мигом рухнула. Французам бедный Дэвид был совершенно не нужен, и, вместо того чтобы войти в его положение, они предпочли не церемониться с китайцем, а просто убрали его с пути.

Сегодня Дэвид полностью разорен, он банкрот. Ему негде жить. Нечего есть. Если его поймает полиция, на него наденут наручники и отправят в тюрьму. За ним гоняются кредиторы. У него нет ни машины, ни водительских прав (они отобраны).

Чтобы заработать сотню долларов, Дэвид пару раз снялся в массовке. И приободрился.

— Ни о чем не надо думать, — сказал он. — Пошлют налево — идешь налево; скажут «сиди» — сидишь и ждешь. А деньги капают. Легко!

Дэвид решил посвятить себя новой карьере.

— Дэвид, — сказала ему Наташа. — Подумай сам, ведь это не профессия! Ненадежно, глупо и совершенно бесперспективно!

Дэвид глух к чужому мнению. Переубедить его нельзя, он уверен, что на этом поприще вскоре станет голливудской знаменитостью. Великий участник массовых сцен — Дэвид Джен!

— Ну что ж, — вздохнула Наташа, — одного урока ему недостаточно. Пусть снимается.

В дни нашей жизни на ранчо я познакомился с моим будущим соавтором Джоном Уэлпли. Это знакомство оказалось плодотворным: мы написали два совместных сценария, по одному из них поставили фильм под названием «Телепат» (в. английском варианте «Stir»). Но об этом — в свое время.

Дэвид Джен хотел, чтобы мы с Уэлпли поработали вместе. Задолго до нашей встречи он прожужжал Джону все уши рассказами обо мне.

— Хватит, убедил! — рассмеялся Джон. — Я согласен, давай кассету.

Дэвид бросился за кассетой «О тебе».

Джону Уэлпли фильм не понравился. Возвращая кассету, он в недоумении пожал плечами: нет, это его совершенно не тронуло, не в его вкусе, слишком символично. Дэвид показал ему другую мою работу.

Фильм «Не стреляйте в белых лебедей» по Борису Васильеву сделал свое дело, Джон захотел со мной встретиться. Несмотря на то что он видел фильм без перевода, он понял его и прочувствовал. Особенно его тронули сцены между отцом и десятилетним сынишкой. Встретившись со мной, Уэлпли предложил написать что‑нибудь вместе. В те дни работа с Роном подходила к концу.

Я придумал сюжет о двух неудачниках, которые выписали из России первосортных красавиц. Джону идея показалась привлекательной, и он с радостью согласился. «Русская рулетка» — так назвали мы нашу комедию. Уэлпли хорошо владел комедийным диалогом, и часто мы, сидя у компьютера, животы надрывали со смеху. Дэвид сказал, что давно не видел Джона таким жизнерадостным.

Как выяснилось, в последнее время моего соавтора упорно преследовали неудачи: его бросила жена, он потерял большой контракт на телевидении и ко всему во время недавнего пожара сгорела его квартира.

Как потом признался сам Джон, наша «Рулетка» спасла его от нервного стресса и вернула к жизни.

Наташа же была не в восторге от «Рулетки». Сцены с красавицами ее раздражали. Возможно, она воображала эти сцены воочию: вот они, авантюрные, похотливые красавицы, прилетают в Америку, а навстречу им, широко раскрыв объятия, бежит… ее муж, режиссер.

Итак, мы работали над историей о русских девицах, приехавших искать приключений в Америку. А что же случилось со сценарием, который мы писали для студии «20–й век Фокс»?

Мы с Роном успешно дотянули его до конца. Получив третий (и последний) вариант, студия с нами распрощалась.

— Встретимся на съемках! — сказали нам.

Мы принялись ждать и ждем по сегодняшний день, тем самым присоединясь к армии других авторов, которые пишут впрок — для студийного портфеля. Чем объяснить такую задержку со съемками? Поисками режиссера или достойного партнера Джессике Ланг? Кто знает! А может, с уходом Роджера Бирнбаума студия остыла к проекту? Нет, оказывается, не остыла. Со слов Элизабет Гейблер, сегодня, спустя пять лет, студия не изменила своего решения сделать фильм. Мы даже обсуждали с Элизабет несколько возможных режиссерских кандидатур. Она при этом вздохнула: за хорошими режиссерами стоят в очередь, а здесь нужен очень хороший режиссер, так что надо набраться терпения и ждать.

Я вспомнил, как мучился в Америке великий Эйзенштейн. Ко всему прочему, ему еще и угрожали: Сталин востребовал Эйзенштейна обратно. Не хихи — хаха!

Со мной по — другому! Ельцин не востребует! Живи, как хочешь, Родион Нахапетов, дерись или сдавайся, твое дело, твой выбор.

— Добрый день! — раздается в трубке незнакомый мужской голос.

— Вообще‑то… у нас глубокая ночь, — сонно отвечаю я и смотрю на часы. — Третий час. Кто это?

— Вы не знаете. Мне дал ваш телефон Сергей Муравьев.

— Му… Муравьев? — Я не могу вспомнить, кто такой. — Ладно. Я слушаю вас.

— Может, лучше в другой раз? Извините, у нас день, я не подумал.

— Теперь уже все равно, — вздыхаю я. — Слушаю.

— Не знаю, как это… — Мужчина переводит дух. Он очень взволнован.

Я догадываюсь, что речь пойдет о чем‑то личном.

— Что‑то случилось?

— У меня дочка. Олечка… Ей всего восемь месяцев… — Голос мужчины срывается, он не может говорить.