Родион Нахапетов - Влюбленный

Впервые я столкнулся с большим пожаром в 1991 году.

Дело было так. Мы решили провести конец лета на даче у Наташиной двоюродной сестры. Эта дача располагалась среди живописных холмов, неподалеку от прославленного Йосемитского национального парка. Поселок назывался очень мило: Озеро Сосновых Гор. Мы никогда не бывали там, но, обзаведясь картой, смело тронулись в путь. Отъехав от Лос — Анджелеса километров на четыреста и свернув с основного шоссе на второстепенную дорогу, я заметил, что весь горизонт на нашем пути покрыт дымовой завесой.

— Лес горит, — сказал я.

— Где горит? — встрепенулась Наташа. — Не там ли, куда мы едем?

— Думаю, дальше, — ответил я и, съехав на обочину, развернул карту.

Катя (ей было тогда восемь лет) проснулась и стала кашлять.

— У меня в горле першит, — сказала она.

— И у меня, — Наташа тоже кашлянула.

— Какие вы обе чувствительные, — сказал я и… непроизвольно откашлялся тоже. — Странно, пожар километрах в пятидесяти, а горло уже щекочет.

— Да нет, горит где‑то близко, — сказала Наташа. — Может, поедем обратно.?

— Обратно? Четыреста километров? Да мы почти что приехали.

Мы продолжили путь. Лес горел ближе, чем я думал. Спустя десять минут дым клубами стал обволакивать машину, создавая впечатление полета в грозовых облаках. Навстречу с включенными фарами двигались легковые автомашины, фургоны, грузовики, наполненные всяческим скарбом. Шла эвакуация. Дорогу нам преградил пожарный кордон.

— Проезда дальше нет, — сказал пожарный, стараясь быть вежливым. — Возвращайтесь назад.

— Я еду к сестре, в поселок Озеро Сосновых Гор, — сказала Наташа. — Что там?

— Мэм, — сказал пожарный, — я вам сказал, жители района эвакуированы. Проезда дальше нет. Пожар охватил тысячи акров. Но не беспокойтесь, мэм, мы держим огонь под контролем.

В это время, натужно рыча моторами, подъехало несколько пожарных машин — на дозаправку водой. Обычно пожарные автомобили выглядят эффектно. Красный лак, хромированная отделка. Но сейчас… Грязные, побитые и как будто обессиленные. На вытоптанную лужайку из машин вывалилось полсотни измученных, небритых пожарных, тех самых, что держали «контроль» над огнем. Некоторые из них поплелись к походному столу перекусить и выпить кофе, другие точно подрубленные рухнули наземь, отбросив каски и закрыв глаза. В открытое окно нашей машины вместе с дымом ворвался горячий дух пожара. Над головой кружили вертолеты. Отовсюду слышались обрывки беспокойных радиопереговоров.

В окно заглянул пожарный. Он по — прежнему старался быть любезным. Но на этот раз это давалось ему с трудом.

— Еще раз повторяю: немедленно разворачивайтесь и уезжайте, — сказал он. — И поторопитесь, огонь в полумиле отсюда.

Разворачиваясь, я успел заметить, как «отдохнувшие» (не более пяти минут) пожарные вставали с земли и с новой энергией занимали места в своих грязно — красных машинах. В зеркале заднего вида я видел, как завертелись и засверкали пожарные мигалки, видел, как машины резко сорвались с места и — одна за другой — исчезли в дыму.

Удаляясь прочь, я тоже прибавил скорость, надеясь сдуть встречным ветром налипшие на капоте серые хлопья пепла.

Потом закрыл окно и включил кондиционер.

Через неделю лесной пожар под Йосемити был потушен.

Второй раз лесной пожар подобрался прямо к нашему дому в Малибу. Нам (и нашему хозяину Дэвиду Джену) было приказано складывать вещи и готовиться к эвакуации. Мы понимали, что количество вещей должно быть ограничено. В легковом автомобиле не так уж много места. Времени на сборы оставалось мало. Наташа стала упаковывать свои вещи, Катя — свои. Я тоже был поставлен перед необходимостью выбора: что представляет для меня наибольшую ценность? И странно: я обнаружил, что совсем не привязан к вещам. Фотографии дочек, несколько книг (среди них Стефан Цвейг с маминой дарственной надписью), смена одежды — вот, пожалуй, и все. Остальное мне было не нужно. Катя оказалась «упакованной» больше других, она не могла отказаться от своих любимых игрушек.

Наверное, с возрастом человек начинает понимать, что, обременяя свою жизнь вещами, уподобляется старому судну, дно которого обросло ракушками. Они — часть корабля, но ценность их ничтожна.

Мы загрузили автомобиль и приготовились к отъезду. Но ветер вдруг изменил направление и перекинулся на противоположную сторону Малибу. Мы взбежали на гору и оттуда наблюдали, как могучий океан огня быстро слизывал зеленые холмы Малибу — вместе с виллами знаменитых кинозвезд. На наших лицах играли красные отсветы солнца. Мы были возбуждены. От взвесей рыжих дымов, поднявшихся к небесам, солнце приобрело кроваво — беспокойный цвет.

Мне подумалось, что такое необычное освещение ждет нас в конце всех концов.

Лос — Анджелес славится не только Голливудом. Землетрясения — это еще одна достопримечательность города. Подземные толчки здесь — будничное явление.

Часто посреди ночи кровать уплывает в сторону и деревянная стена поскрипывает в «суставах».

— Что это? — просыпается Наташа. — Землетрясение?

— Да, — как можно спокойнее отвечаю я. — Маленькое. Три с половиной, не больше.

— Пять! — уверенно заявляет Наташа. — Включи «Новости».

В «Новостях» о землетрясении не говорят ни слова. Слишком незначительный был толчок. Конечно, если бы толкнуло на пять баллов, был бы другой разговор.

Иногда потряхивает днем, но при малых баллах это незамет-, но. Люди заняты делом. Кругом и без того все гудит, дребезжит, мелькает. Между тем лосанджелесцы готовы к серьезным потрясениям. На службе, в школе, в больнице, в любом общественном месте приготовлены специальные спасательные пакеты. Тебя постоянно обучают тому, как надо действовать во время землетрясения и после него.

Мне довелось испытать землетрясение в 7,2 балла по шкале Рихтера. Это произошло глубокой ночью. Я проснулся оттого, что кровать подо мной раскачивалась, как лодка в штормовую погоду. Наташа вспорхнула с кровати в мгновенье ока. Пока я, шатаясь, нащупывал ночные тапочки, что‑то рухнуло на пол, зазвенело разбитое стекло.

— Наташа! — позвал я жену. — Где ты?

— Землетрясение, — прошептала она. — Большое! Это большое!

Я нашел Наташу ощупью. Она стояла в проеме двери, как положено.

Я бросился в другую комнату за Катей. Катя тоже оказалась ученой и тихонько сидела на корточках под столом. Пока я искал, куда мне себя деть, первая, самая сильная и продолжительная волна землетрясения сошла на нет.

Я бросился к телевизору. Он не работал.

Щелкнул выключателем — свет не зажегся.

Радио тоже было обесточено.

Мы выбежали на улицу. Никакого ночного освещения, кроме бледного свечения звезд.