Константин Симонов - Разные дни войны (Дневник писателя)

Редактор рассказывал о местных журналистских обидах и расспрашивал меня, кто где находится, кто что делает и кого из газетчиков я встречал в последнее время в Москве. Расспросы продолжались часа полтора, пока наш редакционный водится, спросонок заправлял машину и укладывал в нее запасные канистры и корреспондентский скарб.

Когда мы выехали, уже светало. Я решил во что бы то ни то добраться в этот же день до Москвы. Приходилось делать петлю: сначала выезжать из Курской дуги на восток, потом через Ливны к северу, затем выбираться на шоссе Орел - Тула. Ехали по выбитым дорогам, долго, безостановочно. Только два раза останавливались на минуту - на две по житейским причинам и один раз на десять минут, чтобы перекусить. И все-таки к вечеру были в Москве.

Вся поездка, начиная с отъезда из бригады Петрушина, казалась чем-то сплошным, вначале были лес и разрывы снарядов, а в конце - Ленинградское шоссе и на всякий случай натопленная Марией Акимовной колонка, ужин у себя дома, чистое белье...

Спрашивается, почему в дневнике оказалась только одна эта запись, связанная с теми днями? Наверное, потому, что все остальное, записанное в блокнотах, все, что видел и слышал, я собирался вложить в написанные по горячим следам корреспонденции. А эту запись о себе и о нашем возвращении для памяти сделал, зная заранее, что в корреспонденции ей не место.

Я уже говорил о той мгновенности переходов из горячего в холодное и обратно, с которыми была связана наша корреспондентская работа. Казалось бы, привыкли, но, судя по записи в дневнике, все равно резкость этих контрастов продолжала порой удивлять нас самих.

Из поездки на Курскую дугу я привез материал для четырех корреспонденции. Главная из них, связанная с пребыванием в 75-й гвардейской дивизии, в "Красной звезде" не появилась. Материала было так много, что корреспонденция все растягивалась и, когда я наконец дописал ее, составила чуть не восемь подвалов. События тем временем стремительно развивались, и в разгар нашего контрнаступления печатать подвал за подвалом о первых Днях боев в редакции не захотели и были по-своему правы. Я напечатал эту вещь позже в журнале, придав ей характер полуочерка-полурассказа и заменив подлинные фамилии вымышленными.

Другие три корреспонденции, сразу же написанные, были сразу же и напечатаны в "Красной звезде": две из них были о танкистах, дравшихся под Понырями, а третья - "Немец с "фердинанда" - родилась из моего разговора с одним из взятых в плен немецких танкистов.

Сейчас, когда я перечел записи, сделанные на Курской дуге моих фронтовых блокнотах, я обратил внимание на то, как много наших солдат, с которыми я тогда разговаривал, оказались совсем молодыми, девятнадцатилетними.

Немецкому танкисту, с которым я разговаривал там, на Курской дуге, тоже, как и им, было девятнадцать...

...Адольф Мейер, деревня Эйструп, Ганновер. 19 лет исполнилось в апреле, призван в октябре 42-го года. 28 июня 43-го года прибыл в Россию из Франции, из Руана. В его роте 70 человек такого же возраста, как он, тридцать процентов состава А семьдесят - старые солдаты, почти все после госпиталей. Он водитель самоходной пушки "фердинанд". Передняя броня - 200 мм, боковая - 80 мм, новейший тип самоходной пушки; вышла из строя после двух попаданий в гусеницу. У них броню не пробило, но он видел, как ее пробивают у других. Перед боями им говорили, что их броня непробиваема и что потерь быть не может.

- Значит, вам лгали?

- Значит, лгали.

До войны он учился на слесаря, но хотел стать моряком. Отец ремесленник, корзинщик. Младшие братья в школе.

- Надеюсь, что ваши братья уже не попадут на войну.

- Я тоже, когда учился в школе, не думал, что попаду. А попал. Я хотел, чтобы война кончилась раньше, чем призовут мой возраст. Отец и дядя рассказывали мне о прошлой войне, и я не стремился попасть на эту.

- Ну а раньше, когда вы взяли Париж?

- Тогда мы все боялись не поспеть на войну.

В школе состоял в организации гитлеровской молодежи. Изучали карту, компас, ориентацию на местности, стрельбу из мелкокалиберной винтовки. До фронта о России не имел никакого представления.

- До отступления под Москвой я верил в победу. Потом сомневался. Но здесь, увидав, какая у нас техника, я вновь подумал, что все пойдет хорошо! И когда нам в первый раз подбили гусеницу, еще верил, что все будет хорошо.

- А когда вы узнали о Паулюсе, что вы подумали?

- Подумал, что, значит, шестая армия уничтожена.

- А ведь вам говорили, что вы непобедимы. И вдруг Паулюс?

- Всякое бывает. А потом нам сказали, что в этом виноваты итальянцы, которые бежали.

- А в вашем поражении в Тунисе тоже виноваты итальянцы?

- Да, они сами должны были защищать Тунис.

- Вы знаете, на сколько вы отступили этой зимой?

- На двести километров.

- Нет, от Сталинграда на шестьсот.

- Я думал, что на двести. У нас раньше рисовали в газетах карты, а теперь перестали.

- Как вы думаете, почему?

- Перестали, потому что отступали.

В марте он был в отпуске и видел родных.

- Мать и отец мечтали только о том, чтобы я попал на войну ненадолго.

- Видели вы на работе в Германии русских?

- Да, видел. Они спят в лагере, только приходят работать к крестьянам.

Его больше всего беспокоят бомбежки Германии. Он боится, что его родители не выдержат этих налетов.

- Россия нужна эсэсовцам, рассчитывающим получить здесь землю и стать крестьянами. А у меня нет охоты умереть за то, что эсэсовцы получат здесь земли. Из моей деревни уже сорок убитых и больше ста раненых...

И напоследок еще одна запись из того же привезенного с Курской дуги блокнота, сделанная у наших танкистов под Понырями.

...Николай Васильевич Петрушин, командир бригады, 39 лет. Со Смоленщины. Начал войну 4 июля 1941 года за Владимиром-Волынским. 25 июня на станции Сарны у жены оторвало руку и ногу. Сын, пяти лет, потерян. Мать - в оккупации у немцев, в Ярцеве. Брат - директор семилетки, лейтенант, был ранен, полтора года нет сведений. Жена брата повешена...

Не буду комментировать. Просто, через тридцать лет вспоминая о войне, захотелось столкнуть еще раз эти привезенные с Курской дуги записи, как они столкнулись тогда в блокноте, и, конечно, не только в блокноте, а и в моем тогдашнем сознании...

Глава тринадцатая

Конец июля, август и начало сентября прошли у меня в поездках в армии Центрального и Брянского фронтов. Сначала в-13-ю армию Пухова, наступавшую к этому времени южнее Орла на Кромы, потом в соседнюю с ней 70-ю армию генерала Галанина, потом, уже на излете наступления, снова в 13-ю.

С точки зрения корреспондентской работы, эти поездки оказались малоплодотворными - две или три вещи, написанные для "Красной звезды", и примерно столько же для американского телеграфного агентства.