Станислав Малышев - Военный Петербург эпохи Николая I

Император Николай I и Наследник Цесаревич получают известия из Севастополя. Рис. 1854–1855 гг.

В конце января 1855 года император почувствовал первые признаки простуды. Это не изменило его обычного насыщенного распорядка дня. Он по-прежнему принимал доклады, распоряжался, делал смотры запасным гвардейским частям, батальонам, уходящим на войну и ратникам ополчения, как обычно, совершенно не заботясь о своем здоровье. Пребывание на улице зимой, в морозную и ветреную погоду усилило болезненное состояние. 9 и 10 февраля он еще был на смотрах, невзирая на болезнь и настоятельные просьбы медиков поберечься, а 11-го слег с высокой температурой, кашлем и одышкой. Простуда перешла в сильнейшую пневмонию, против которой в то время еще не было лекарств. Всю жизнь император производил впечатление человека крепкого здоровья, но на самом деле это была просто привычка скрывать усталость и недомогание, подавая окружающим пример постоянной бодрости. На самом деле он болел, как обычный человек, и к концу жизни его здоровье было на исходе. 12 февраля государь вынужден был передать текущие дела по управлению империей наследнику. Николая I сразили болезнь и душевные терзания. И хотя в этой мировой войне обе стороны зашли в тупик, русский император, до того казавшийся сплошным воплощением силы, страдал как никто другой, видя, чем завершились его почти тридцатилетние труды на троне.

Императрица Александра Федоровна. С портрета 1850-х гг.

Многочисленные свидетельства о его прощании с женой, детьми, первыми лицами государства, разговоры с лейб-медиком М. Мандтом показывают, что император провел свои последние земные дни и часы удивительно спокойно и мужественно, как сильный, смелый человек и смиренный христианин. Зная, что умирает, Николай Павлович скрывал это от императрицы, не желая преждевременно травмировать обожаемую супругу, а Александра Федоровна, тоже все зная, скрывала это от него. Так два любящих сердца взаимно берегли друг друга. Прощаясь с наследником, император сказал знаменитые слова: «Ты знаешь, что все мои попечения, все усилия стремились к благу России, я хотел продолжать трудиться так, чтобы оставить тебе государство благоустроенное, огражденное безопасностью извне, совершенно спокойное и счастливое, но ты видишь, в какое время и при каких обстоятельствах я умираю. Видно, так угодно Богу. Тяжело тебе будет». [243] Боханов А.Н. Николай I. М., 2008. С. 23.

18 февраля 1855 года императора Николая I не стало. Перед смертью он сам распорядился о траурных церемониях и приказал одеть себя в кавалергардский мундир. Весть о его кончине поразила как громом весь Петербург, а за ним всю Россию. Для всех, кроме самого близкого окружения, смерть его была полной неожиданностью. В народе шли разговоры о том, что государя уморили доктора. Была версия о том, что кончина неуступчивого русского царя выгодна Англии и Франции, и не обошлась без их рук. Однако честность лейб-медика Мандта, его преданность государю не подлежали сомнению.

Император Николай I на смертном одре. Литография В.Ф. Тимма. 1855 г.

Позже злые языки активно проводили в жизнь версию о самоубийстве. Советские исследователи взяли ее на вооружение, как самую выгодную в идеологическом отношении, активно цеплялись за фразы из воспоминаний, которые могли бы подтвердить это хотя бы косвенно. В качестве прямых заявлений цитировали, конечно же, зарубежные издания — например герценовский «Колокол» или воспоминания бывшего адъютанта цесаревича, впоследствии изменника присяге, повстанца, поляка И.Ф. Савицкого. В своих мемуарах, где каждая строка наполнена бешеной ненавистью к Николаю I и безудержным злорадством по поводу его кончины, Савицкий утверждает, что якобы сам врач Мандт (к моменту появления этих записок уже давно покойный) рассказал ему, как государь потребовал приготовить яд. Николай I якобы решил уйти из жизни, поскольку признал свои ошибки в политике, но не хочет меняться и предоставляет наследнику мириться с врагами. Советские историографы склонны были верить сочинениям Савицкого, поскольку он «принял активное участие в восстании 1863 года, остался в эмиграции и писал воспоминания вдали от голубых мундиров, совершенно свободный от внутренней цензуры». [244] Смирнов А.Ф. Загадка смерти императора // Пресняков А.Е. Российские самодержцы. М., 1990. С. 453. Проще говоря, русским людям предлагалось поверить в эти измышления только потому, что они написаны не в России, а на «свободном» Западе. Им не приходило в голову, что, находясь вдали от «голубых мундиров» (русских жандармов), Савицкий трудился вблизи других «мундиров», принадлежавших геополитическим противникам России, которым было выгодно показать ненавистного русского императора в роли малодушного самоубийцы.

Но поскольку для такого набожного человека, каким был Николай Павлович, самоубийство было бы величайшим грехом, а особенно для государя, в разгар войны — тем более немыслимым преступлением, такая версия является просто чудовищной клеветой.

Похороны императора Николая I. Рис. И.И. Шарлеманя. 1855 г.

В тот же день в Зимнем дворце состоялась присяга новому императору Александру II, а на следующий день, 19 февраля, обнародован Высочайший манифест о восшествии его на престол.

Александр Николаевич в день принятия ему присяги огласил гвардии завещание своего покойного отца: «Благодарю славную, верную гвардию, спасшую Россию в 1825 году, равно храбрые и верные армию и флот; молю Бога, чтобы сохранить в них навсегда те же доблести, коими при мне отличались. Покуда дух сей сохранится, спокойствие государства и вне и внутри обеспечено, и горе врагам его. Я их любил, как детей своих, старался, как мог, улучшить их состояние; ежели не во всем успел, что не от недостатка желания, но от того, что лучшего не умел придумать, или не мог более сделать». [245] Гулевич С.А. Указ. соч. Т. 3. С. 2.

27 февраля гроб с телом покойного Николая I был перевезен в Петропавловский собор — усыпальницу всех Романовых начиная с Петра Великого.

Памятная медаль на смерть Николая I

Чувство скорби у всех чинов гвардии было безграничным. Рядовой Л.-гв. Финляндского резервного полка Александр Маймадов, лезгин, принявший православную веру, оставил воспоминания, записанные под его диктовку, в которых передает чувства простого солдата: «Мне пришлось быть в церемонии проводов из Зимнего дворца до Петропавловского собора тела моего царя и благодетеля; во фронте думать времени довольно — никто не помешает и не перебьет, — стал я раздумывать о тяжелой тогдашней године, о трудах, о скорбях, о сильном на Руси горе по случаю кончины покойного императора, и о том, как это было Богу угодно, чтобы он умер именно в это, а не в другое время? А мы-то, войско и народ — все его, покойного, крепко любили, потому что все знали и видели ясно, что он был царь могучий, истиннорусский, православный… И тогда я молился Господу искренно и усердно. Слезы льются у меня из глаз, что твой ключ из камней, куда горячее и шибче; только легонько отряхаю их с ресниц, да с уса, а сам ничего не вижу, не слышу, не помню. Рыдания крепко-накрепко удерживаю в груди, а в рядах чуточку придерживаюсь локтями, как бы, то есть, не выйти из фронта или не упасть — стыдно будет солдату». [246] Там же. С. 5.