Станислав Малышев - Военный Петербург эпохи Николая I

30 января 1831 года русская армия под командованием фельдмаршала Дибича вошла в польские губернии, и через две недели, 14 февраля, разбила поляков в битве при Грохове. Польская армия в панике рассеялась, побросав орудия и знамена. Путь на Варшаву был свободен. Но дальнейшие действия Дибича, талантливого военачальника, выглядели настолько странно и двусмысленно, что не могло не навести на подозрение о постороннем влиянии.

Сражение при Грохове. Худ. Б. Виллевальде. 1850-е гг.

Наместник Польши цесаревич Константин Павлович, с трудом избежавший гибели от рук мятежной толпы, продолжал проявлять к полякам снисхождение, теперь уже совершенно неуместное. Он ушел из Варшавы с одним только русским гвардейским отрядом, отпустив к мятежникам даже тех польских офицеров, которые сохранили ему верность. Под влиянием любимой жены-польки, княгини Лович, Константин после Грохова препятствовал русскому наступлению, что позволяло полякам собрать силы и отсрочить свой конец. Как отмечает А.Н. Боханов, «конечно, Императору можно поставить в серьезный упрек, что он не мог обуздать своего бездарного брата. Однако чувство ранга и возрастного ранжира не позволяли ему забыть то, что Константин был для него не только Наследником, но и Самодержцем, которому Николай Павлович присягал». [24] Боханов А.Н. Николай I. М., 2008. С. 202.

Война растянулась еще на полгода, собирая кровавую жатву в виде тысяч русских и польских жизней. Западные государства, особенно Франция, демонстративно выражали сочувствие повстанцам, ретивые британские и более всего французские журналисты призывали Европу к вооруженному вмешательству в русско-польские военные действия, конечно, не столько ради поляков, сколько ради ослабления могущества России. Русским приписывались неслыханные зверства и кровожадность, а настоящая резня, устроенная поляками, замалчивалась.

Сигналист Л.-гв. Егерского полка. Нач. 1830-х гг. Литогр. Л. Белоусова.

Пришедший в Польшу Гвардейский корпус оказался в начале мая под ударом превосходящих польских сил, в наступление которых Дибич не верил. Великий князь Михаил Павлович, командуя гвардией и имея против себя почти всю польскую армию, вынужден был провести отступательный марш-маневр, отбивая наседавших поляков в тяжелых арьергардных боях. 6 мая мятежники заняли Остроленку, оставленную гвардией.

Император Николай I, который до того времени всегда относился к Дибичу с большим доверием и уважением, был потрясен странностью его поступков. В ответ на донесение Дибича, государь 14 мая писал фельдмаршалу: «…Что гвардия дралась хорошо — в этом нет ничего нового, но употреблять ее так, как вы это делаете, непростительно и преступно. Не скрою от вас, что на вашу ответственность падают все эти бесцельные потери в рядах гвардии, причем ваши распоряжения, вследствие которых гвардия так пострадала, несогласны с моими приказаниями, вам несколько раз повторенными. Есть мера всякому терпению». [25] Тальберг Н.Д. Указ. соч. С. 57.

И.И. Дибич. Худ. Д. Доу. 1820-е гг.

14 мая Дибич разбил польскую армию Я. Скржинецкого в битве при Остоленке. Но и эта победа не была должным образом использована. Отброшенных поляков Дибич не преследовал, находясь под влиянием посланий неизвестного, в котором угадывался цесаревич Константин, руководимый своей польской супругой. В это время русские войска страдали от эпидемии холеры. 29 мая и сам фельдмаршал почувствовал признаки этой болезни, но не торопился прибегать в помощи врачей, как будто не хотел излечиться. Время было упущено, и на следующий день, 30 мая, Дибича не стало. Не исключено, что в разгар холеры он был просто отравлен или, что еще вероятнее, вынужден принять яд. Он не хотел назвать того, кто велел ему приостановить наступление армии, но на смертном одре признался: «Мне дали этот пагубный совет; последовав ему, я провинился перед государем и Россией. Главнокомандующий один отвечает за свои действия».

Официальная биография Дибича, изданная через десять лет после его кончины, подробно описывает его последние часы, как будто хочет убедить читателя, что фельдмаршал умер именно от холеры, а не от чего-либо другого. 17 июня в Витебске, также от холеры, умер и другой виновник неблагоприятного хода войны, цесаревич Константин Павлович. Его супруга, княгиня Лович, здоровье которой было разрушено чахоткой, смертью мужа и гибелью Польши, умерла в Царском Cеле 17 ноября, в день годовщины начала восстания.

В середине июня холера, которая уже около года ходила по России, появилась в Петербурге. Опыта эффективной борьбы с этой незнакомой страшной азиатской болезнью еще не было. Главными мерами против ее распространения было устройство карантинов и оцепление зараженных мест. В сентябре прошлого 1830 года, когда холера вспыхнула в Москве, император Николай I в сопровождении генерала Бенкендорфа посетил первопрестольную. Его приезд прекратил панику и уныние. При его появлении в народе восклицали: «Ты — наш отец, мы знали, что ты к нам будешь; где беда, там и ты, наш родной». Государь много сделал того, чтобы болезнь в Москве пошла на убыль. Один раз за обедом Николай Павлович и сам почувствовал первые симптомы холеры, но благодаря лекарствам уже на следующий день был здоров.

Княгиня И. Лович. Портрет 1820-х гг.

Теперь, в разгар войны, зараза пришла в Петербург. Стремительно росло количество заразившихся. Заболел и Бенкендорф. Государь, рискуя жизнью, регулярно навещал своего соратника и друга все три недели болезни, до самого выздоровления. Холера продолжала распространяться, чему способствовала и стоявшая в эти дни небывалая для Петербурга жара. В народе начались волнения, которые усиливались слухами, что польские мятежники и доктора-немцы отравляют воду и хлеб. Докторов обвиняли в том, что они насильно держат людей в лечебницах, мучают их и травят лекарствами. 22 июня огромная возмущенная толпа простонародья выросла на Сенной площади, возле устроенной там лечебницы, и принялась громить ее. Заодно люди опрокидывали кареты, ломали и разбивали все, что видели, любого встречного чиновника в мундире и треугольной шляпе принимали за врача и избивали.

Не следует думать, что вся эта масса состояла из доведенного до отчаяния честного трудового народа. Сенная площадь и ее окрестности издавна были насыщены воровскими притонами, сомнительными кабаками, это место было прибежищем воров, грабителей, мошенников, попрошаек, скупщиков краденого, шарлатанов, пьяниц и проституток. Для этих людей атмосфера бунта и разгрома, ими же подогреваемая, была удобна для грабежей и выхода дурной энергии.