Станислав Малышев - Военный Петербург эпохи Николая I

8 февраля 1849 года исполнилось 25 лет со дня назначения Михаила Павловича шефом Л.-гв. Московского полка. По этому случаю был устроен большой праздник, казармы иллюминированы, рота его высочества вступила в почетный караул в Михайловском дворце, вечером у полкового командира состоялся бал. Было решено в день юбилея поднести великому князю от лица всех служащих и служивших в полку памятную золотую медаль при благодарственном адресе. 6 серебряных и 100 бронзовых медалей было изготовлено для генералов, штаб— и обер-офицеров. Этот день, совпавший с серебряной свадьбой великого князя, был запечатлен в солдатской песне, сложенной поэтом Ф.И. Глинкой. Несмотря на неточность — 25 лет назад, в 1824 году, Михаил Павлович стал шефом полка, командиром дивизии — в 1825, а командующим Гвардейского корпуса — в 1826, песня получилась сильной и душевной.

Золотая медаль, подаренная Л.-гв. Московским полком августейшему шефу 8 февраля 1849 г.

Великий князь Михаил Павлович. Худ. Н. Крамской

Бюст великого князя Михаила Павловича. Скульптор Х. Ковшенков

Празднуя юбилей, московцы не догадывались, что через полгода их обожаемого шефа не будет в живых. Во время пребывания великого князя на Святой неделе в Москве с императорской фамилией у него с большой силой возобновилось носовое кровотечение, которое привело к сильному нервному расстройству. Он стал заметно худеть и терять силы. В июне он по совету врачей начал пить в Петербурге киссингенские воды. В конце мая — начале июня Михаил Павлович провожал из столицы гвардейские полки, уходившие в Венгерский поход. В июле он не выдержал, и, несмотря на свое болезненное состояние, отправился в Варшаву, вокруг которой собирались войска вверенных ему Гвардейского и Гренадерского корпусов, и начал смотр войск.

11 августа 1849 года в 12 часов был назначен смотр полкам 7-й Легкой кавалерийской дивизии с их артиллерией. При объезде полков на Мокотовском поле великий князь Михаил Павлович вдруг обратился к сопровождавшему его генералу Н.Н. Муравьеву, сказав: «У меня немеет рука», и с этими словами стал терять сознание. Окружавшие успели снять его с лошади, и в бесчувственном состоянии он был отвезен в Бельведерский дворец.

После того как доктора пустили ему кровь, великий князь был на некоторое время приведен в сознание, но уже не мог говорить и двигать правой рукой. У его постели постоянно находился император с наследником, а 25 августа приехала великая княгиня Елена Павловна с дочерью Екатериной. 17 дней продолжалась борьба между жизнью и смертью, и 28 августа 1849 года великий князь Михаил Павлович, командир Гвардейского и Гренадерского корпусов, генерал-фельдцейхмейстер и генерал-адъютант, на 52 году жизни скончался. Тело его было перевезено в Петербург и погребено 16 сентября в Петропавловском соборе. Хоронили Михаила Павловича московцы — 4-й запасной батальон во главе с командиром полка генерал-майором Кушелевым, прибывшим из Варшавы вместе с телом великого князя.

В своем духовном завещании, составленном в 1843 году, Михаил Павлович оставлял Гвардейскому корпусу свою самую драгоценную награду — бриллиантовую шпагу, заслуженную в Польской кампании 1831 года. Заключительные слова завещания гласят: «Если я кого-либо обидел или из моих подчиненных или по другим моим соотношениям, то от всей души и искренно прошу простить меня, и верить мне, что я никогда не хотел огорчить их с умыслом». [91] Гулевич С.А. Указ. соч. Т. 2. С. 313.

Новый командир Гвардейского корпуса, наследник цесаревич Александр Николаевич, отличался от своего грозного дяди более мягким и гуманным обращением, даже некоторой застенчивостью. За пять с половиной лет своего командования наследник не стал для гвардии такой яркой и легендарной фигурой, как его предшественник. Его ожидало другое предназначение.

День в казармах начинался с утренней зарей и заканчивался с вечерней. Барабанная дробь, звуки флейты или кавалерийской трубы, ранний подъем, умывание, построение на молитву и завтрак были преддверием к служебным занятиям. Долгий служебный день после ужина завершался сигналами вечерней зори и молитвой.

Повседневная служба николаевских гвардейцев в Петербурге и пригородах проходила главным образом в занятиях по строевой подготовке, которой придавалось огромное значение во всех родах войск, особенно в пехоте. Молодых солдат, не знавших иной одежды и иной жизни, кроме крестьянской, вначале просто учили носить мундир, кивер, амуницию, знакомили со строевой стойкой, поворотами на месте, обучали строевому шагу, обращению с ружьем, обязанностям солдата, вводили во все подробности солдатской жизни в полку. Постепенно рекруты приобретали навыки и повадки настоящих солдат, и их уже было можно ставить в общий строй. До конца 1830-х годов рекрут обучали в своих ротах, в 1840-х годах — сводили при батальонах, находящихся в загородном расположении, с 1847 года рекруты сводились подивизионно.

Одиночными учениями рядовых занимались в основном унтер-офицеры, ефрейторы и старослужащие «дядьки», а единства в строю добивались жестокой муштрой ротные командиры. На батальонных учениях начинались заботы батальонных командиров. Младшие, или субалтерн-офицеры, играли в строю довольно пассивную роль и откровенно скучали. На ротных учениях их присутствие требовалось, когда рота занималась в полном составе. Офицер Л.-гв. Преображенского полка Г.П. Самсонов так вспоминал о повседневных занятиях с солдатами: «В полковую жизнь я втянулся довольно скоро, хотя особенно приятной она не была. Томительны и тяжелы были учения того времени. Ружейным приемам не было конца, а отчетливость в них требовалась баснословная. Скомандуют „кладсь“ — и целые 1/4 часа проверяют, ровно ли держится всеми ружье. Только и слышишь: во второй шеренге четвертый подыми ружье! В третьей шеренге первый опусти! и т. д. Вообще ружье тогда предназначалось больше для приемов, нежели для стрельбы, и, как штык, оно было хорошо, как и теперь, но, как огнестрельное оружие, не годилось никуда. Правда, блестели ружья у всех великолепно, ибо чистились сплошь наждаком.