Игорь Князький - Нерон

Наконец, напоминали сторонники проведения Нероний, что из того, если всего лишь несколько ночей раз в пять лет будут отданы народному веселью? А разгула совершенно нечего бояться, поскольку игры будут озарены таким изобилием ярких огней, что ничто предосудительное при таком освещении не станет возможным. Для разгула дурных страстей как раз темнота необходима!

В здравом смысле и в убедительности, да и в справедливости доводов сторонников проведения Нероний сомневаться не приходится. Идея Нерона получила должную народную поддержку, ведь консервативные противники новых игр представляли в основном аристократию — слой населения, что и говорить, уважаемый, но не самый многочисленный.

И вот игры начались в специально построенном гимнасии — месте для гимнастических и атлетических состязаний, а для гостей игр термы — бани. Дабы особо отличить знатных римлян, каждому сенатору и представителю всаднического сословия можно было маслом для умащивания тела пользоваться бесплатно. Термы и гимнасии перед началом игр были освящены. Для обозначения значимости Нероний судьи для состязаний назначались по жребию из лиц консульского звания.

Неронии прошли успешно, без всяких эксцессов. В латинских стихах и речах состязались самые достойные граждане, что подтвердило правоту сторонников проведения игр. Правда, победителем в состязании в красноречии был объявлен Нерон, хотя в ораторском искусстве никогда силен не был. Но когда ему присудили победу, он сам спустился в орхестру, где сидели сенаторы, и при единодушном одобрении всех участников принял венок. Затем Нерон получил венок победителя за игру на кифаре. Преклонив перед венком колена, он повелел возложить его к подножию статуи Августа. Этим он выразил почтение великому предку, некогда выведшему Рим из кровавой полосы гражданских войн и превратившему отжившую республику в Imperium Romanum, и благодарность за первое перенесение опыта греческих игр на италийскую почву. Не забудем и о заслугах Августа в служении Аполлону, что было особенно близко Нерону.

Даже такой строгий судья Нероний, как Публий Корнелий Тацит, вынужден признать, что игры прошли без всякого ущерба для благонравия. [98] Там же. 21. Что ж, в этом случае великий историк, обличитель тирании и тиранов, безупречно соблюдал им самим выдвинутый девиз, лучше которого для всех, пишущих на исторические темы, ничего быть не может: «Sine irae et studio!» — «Без гнева и пристрастия!».

Если что и могло несколько смутить особо строгих ревнителей благопристойности, то разве что разрешение посещать состязания атлетов служительницам богини Весты — жрицам-девственницам весталкам, обязанным хранить целомудрие на протяжении тридцати лет служения божеству домашнего очага и огня, горевшего в нем. Атлеты-то по греческому обычаю состязались голыми… Сам Нерон приглашению на эти зрелища весталок дал несколько странное объяснение, напомнив, что в Олимпии на тамошних играх дозволено присутствие жриц богини Деметры (римляне отождествляли греческую Деметру со своей Церерой). [99] Светоний. Нерон. 12. 4. Почему примером для служительницы Весты должны быть жрицы богини земледелия и плодородия — осталось понятным только самому Нерону.

Нарушить благопристойность игр могли еще лицедеи-мимы, чьи фарсы обычно носили формы, весьма далекие от приличия, чем, собственно, и привлекали толпу. Здесь Нерон проявил осторожность: лицедеи были допущены на подмостки, но не на состязания. Таким образом, священный характер игр не пострадал.

Сама по себе история отношения Нерона к мимам и их веселым, но малоприличным фарсам достаточно любопытна. В самом начале своего правления он изгнал лицедеев-мимов из Рима именно за непристойность их представлений и только спустя шесть лет, ко времени начала Нероний, дозволил им возвратиться в столицу. У современных историков, обращающихся к тем временам, это порой вызывает иронию: Нерон карает за непристойность? Но в том-то и дело, что не мог Нерон жаловать убогие и примитивные с его точки зрения уличные фарсы, способные лишь забавлять римскую чернь. Разрешил он им вернуться в Рим и вновь давать уличные представления исключительно для того, чтобы доставить удовольствие той самой римской черни, популярностью среди которой он вовсе не собирался пренебрегать. Коллегами-артистами он мимов никак не мог считать. Его театральные вкусы лежали совсем в другой плоскости: Нерон был страстным поклонником греческой трагедии времен расцвета Эллады, когда творили свое высокое искусство великие Эсхил, Софокл, Еврипид. Это была его стихия!

По окончании игр все, казалось, в Риме вернулось на свои места. Тацит не без иронии заметил: «Греческая одежда, в которую в те дни многие облачались, по миновании их вышла из употребления» [100] Тацит. Анналы. XIV. 21.

Греческая одежда после Нероний вновь уступила место в столице империи традиционным римским одеяниям, но дух Греции в правление Нерона никогда не умирал, а наоборот, постоянно креп. Одним из ярчайших его проявлений было неприятие Нероном любимого зрелища римлян — гладиаторских боев, история которых в Риме к началу правления его насчитывала уже более трех столетий (начало гладиаторским боям в Риме было положено в 264 году до христианской эры). Светоний сообщает, что «в гладиаторской битве, устроенной в деревянном амфитеатре близ Марсова поля — сооружали его целый год, — он не позволил убить ни одного бойца, даже из преступников ». [101] Светоний. Нерон. 12. I. Для того чтобы привычка к таким бескровным сражениям на арене цирка стала для римлян делом обыкновенным, «он заставил сражаться даже четыреста сенаторов и шестьсот всадников, многих — с нетронутым состоянием и незапятнанным именем; из тех же сословий выбрал он и зверобоев, и служителей на арене» . [102] Там же.

Устроил Нерон римлянам и оригинальную форму навмахии — морского сражения: «Показал он и морской бой с морскими животными в соленой воде» . [103] Там же. Таким образом, гладиаторский бой в представлении Нерона, — это форма публичного проявления умения обращаться с оружием и на крайний случай демонстрация его умелого применения против диких животных. Но без человеческих жертв! Потому Нерон, наслаждающийся человеческим кровопролитием на цирковой арене, каким он представлен в знаменитом романе Генрика Сенкевича «Quo vadis?» («Куда идешь?»), не более чем авторский вымысел, не имеющий ничего общего с историческими реалиями.

Все это опять-таки может показаться парадоксом: один из величайших кровопийц в истории — противник кровопролития? В действительности противоречия здесь не было. Кровавые зрелища Нерон не терпел, но пролитием крови тех, кого полагал опасным для своего правления, никогда не брезговал. Но, напомним, что в этом, согласно наставлениям мудрого своего учителя Луция Аннея Сенеки, он вправе был видеть государственную необходимость, у него не могло быть уверенности, что в случае успеха заговорщиков или тех, кто таковыми казался, он сам останется жив. Наконец, он никогда не желал присутствовать при кровавых расправах, что, конечно же, совсем таковые не оправдывает.