Давид Ортенберг - Июнь-декабрь сорок первого

- Неужели ты будешь дожидаться того, чтобы тебе по радио указали цель? Да мы десять раз собьем противника, пока ты советуешься с землей...

Дмитриев настаивал на своем. И вот однажды, когда к аэродрому, пользуясь туманной дымкой жаркого летнего дня, подкрались фашистские бомбардировщики, Дмитриев вылетел, как всегда, спокойно, не суетясь. Поднявшись, он внимательно всматривался в небесное марево и вместе с тем прислушивался к тому, что скажет ему "земля".

И вот знакомый, спокойный голос майора Ловкова произнес с земли:

- Дмитриев, Дмитриев, левее, левее, выше... Дмитриев взял левее и выше.

- Еще левее, еще, - доносился басок Ловкова, - смотри вперед, немец перед тобой...

Дмитриев замер - перед ним вражеский самолет, камуфлированный настолько, что даже вблизи терял обычные очертания.

- Дай ему! - напутственно произнес Ловков.

Дмитриев не замедлил привести этот совет в исполнение. Атака была неукротимой... Немецкий самолет повалился вниз столь стремительно, что его экипаж погиб, не успел выброситься на парашютах.

- Готов гад, - комментировал с земли Ловков.

Пользуясь радионаведением, Дмитриев сбил еще несколько самолетов того же типа "Хейнкель-111".

И теперь нет летчика в авиачасти, который не равнялся бы на Дмитриева..."

Отличался Богданов и своей исполнительностью. Вспоминаю мои с ним переговоры по военному проводу в связи с введением института военных комиссаров.

- Узнайте в политуправлении, кого там считают лучшим военкомом полка, и сразу же отправляйтесь к нему, - потребовал я. - Очень нужен очерк о боевом комиссаре.

- Понял. К выполнению задания приступаю немедленно, - ответил мне Богданов.

В политуправлении фронта ему посоветовали ехать под Сольцы к старшему политруку Александру Онькову. Выехал. Благополучно добрался до деревушки Вашково. Там мирное спокойствие. У околицы на бревне сидит старушка и пасет козу.

Вдруг в небе загудело - появились немецкие самолеты. Богданов насчитал их шестьдесят. "Это на Новгород!" - решил он. Но едва успела промелькнуть такая мысль, как от воздушной армады отделились несколько "Ю-87" и начали пикировать.

Богданов увлек старушку и шофера в придорожную канаву. Все трое уцелели. А вот коза была убита, машина корреспондента сгорела. Дальше пришлось ехать на попутных.

Наконец добрался писатель в полк. Командовал этим полком Герой Советского Союза капитан А. Краснов, прославившийся еще в финскую войну. И Оньков, как выяснилось, тоже воевал в Финляндии. Встретились, в общем, давние боевые товарищи.

Вместе с Оньковым прошелся Богданов по ротам. Там шла подготовка к очередной контратаке. Корреспондент имел возможность проследить за действиями комиссара в такой ответственный момент, прислушаться, о чем и как он разговаривает с бойцами. Эти впечатления и послужили основой для очерка.

"Вот зоркий глаз комиссара замечает, что какой-то боец торопливо пишет письмо при свете догорающей летней зари. Что он переживает перед боем? Может быть, слишком нервничает?

- Прощальное письмо? - полушутливо спрашивает комиссар.

- На всякий случай, - отвечает красноармеец.

- У меня был один боец, на финском фронте... Каждую неделю письмо писал, прощался, а сам жив остался...

- Конечно, не каждая пуля в голову, - отозвался красноармеец, оторвавшись от письма. - Вот вы на финской были, товарищ комиссар, скажите, как в бою действовать, чтобы и врага победить и самому в живых остаться?

- В бою о своей жизни не надо думать. В бою надо думать о вражеской смерти. Бей, гони, уничтожай - вот и жив останешься.

- Это верно, - добавляет голос из темноты, - в бою самое безопасное быть храбрым...

Говоривший подходит ближе. На груди его медаль "За отвагу". Комиссар отходит, пусть бойцы поговорят между собой по душам. Опытный, обстрелянный боец лучше всего подготовит к бою молодого..."

Из таких вот запоминающихся деталей, из таких частностей и состоял весь очерк Богданова. А на большее мы, по правде говоря, и не рассчитывали: трудно, пожалуй даже невозможно, в кратком газетном очерке отразить все многообразие работы комиссара.

Редакция осталась довольна поездкой Богданова в полк Краснова. А вот сам Богданов - не очень: машины-то он лишился. Как без нее работать дальше?

После упорных поисков ему удалось все же добыть очень старую, дребезжащую полуторку с облысевшими покрышками. К тому же - без шофера. А где его взять? В автобатах и авторотах водителей и без того "некомплект".

Кто-то подсказал:

- Наведайся-ка в городскую тюрьму...

Там действительно в одной из камер сидело несколько шоферов, осужденных на разные сроки еще в мирное время: кто за наезд, кто машину разбил по пьяной лавочке. Богданов обратился к ним:

- Кому, ребята, сидеть надоело и немец не страшен? Мне нужен шофер на полуторку.

Раньше всех откликнулся коренастый большеглазый парень:

- Возьмите меня. Не пожалеете. В армии служил, порядки армейские знаю, воевать хочу. Фамилия моя Щелканов...

Начальник тюрьмы, переговорив с прокурором, отпустил Щелканова без лишних формальностей. И тот в первой же фронтовой передряге проявил себя с самой лучшей стороны.

Оставил его Богданов с машиной на каком-то лесном кордоне, в тылах дивизии, а сам отправился на передовую. Вернулся не скоро и без всякой надежды найти свою машину: там, где она была оставлена, успели побывать немецкие танки. При поспешной эвакуации тылов под огнем противника конечно же и Щелканов, если только уцелел, убрался оттуда.

Каково же было удивление корреспондента, когда увидел полуторку в нескольких десятках метров от кордона, под крутым берегом лесной речушки. Щелканов мужественно дожидался своего начальника и встретил его с радостной улыбкой.

- Шуму было много, а мне хоть бы что: я берегом прикрылся, - доложил он.

- Ну а если бы фашисты?..

- А для них у меня вот что припасено. - Щелканов показал ручной пулемет, добытый у какого-то раненого бойца...

Перечитывая теперь военные очерки Богданова, в них нередко замечаешь следы торопливости, неизбежные в журналистике вообще, а во фронтовой - тем более. Но в очерках Богданова этот недостаток компенсируется, пожалуй, тем, что принято называть теперь "эффектом авторского присутствия". В таком эффекте - огромная сила воздействия на читателей. Однако сам собою он не возникает. Чтобы читатель почувствовал твое присутствие на месте описываемых событий, надо действительно присутствовать там.

Если не всегда, то уж, наверное, почти всегда Богданов придерживался этого правила. А значит, частенько оказывался в драматических ситуациях.

Об одной из таких ситуаций убедительно свидетельствует письмо бывшего командира батареи гвардии майора Новика. Вот оно: