Виктор Кочетков - Мы из ЧК

Чекисты, зная, что в среде запроданцев, перебравшихся через Збруч, есть случайные люди, обманутые и насильно мобилизованные, подбросили в отряд Палия много экземпляров газеты «Красная Армия», издаваемой Киевским военным округом. В газете сообщалось, что раскрыт контрреволюционный заговор. Назывались имена лазутчиков и их приспешников, расстрелянных по приговору. Извещалось также об аресте и расстреле петлюровской лазутчицы Ипполиты Боронецкой и бывшего красного комбрига Леонида Федоровича Крючковского — атамана Крука. А на них-то у бандитов было столько надежд!..

Бывший комдив Крючковский тайно передавал петлюровцам планы советского военного командования, лекарства и медикаменты и должен был сдать пехотную бригаду петлюровскому полковнику Палию.

Чекисты раскрыли измену. Широкое извещение об этом через печать способствовало разложению закордонных налетчиков.

Войтович на допросах все-таки выдал часть связей, назвал некоторые имена резидентов и затаившихся контрреволюционеров. И операция, вызванная появлением закордонного гостя, развивалась. Особенно бурно и трагически закончилась она в Долгушине.

Тимофей Иванович Морозов сутками не уходил с оперативного поста ЧК. К нему стекались оперативно-секретные сведения. Устанавливали связи Якименко. Вызнавали настроения драмкружковцев железнодорожного клуба…

В помощь долгушинским чекистам из Сечереченска откомандировали Юзефа Бижевича. У него было побольше опыта, а у Морозова — выдержки и хладнокровия.

В тесной комнатке станционного отделения ЧК Бижевич знакомился с материалами. Морозов смотрел в окно. Вечерние косые лучи солнца пробивались сквозь дым, как сквозь темную тучу. Коптили паровозы. Курились трубы паровозного депо и бани…

— Можно? — В двери заглянул котельщик. Морозов узнал его по белесым бровям и громкому голосу.

— Заходите!

Мастеровой был в промасленной одежде. В комнате запахло металлом и машинным маслом.

— Прохлаждаетесь, господа! — сердито начал котельщик, косясь на пачку папирос, лежавшую на краю стола. И закашлялся, прикрыв рот широкой, огрубевшей в работе ладонью. — Ото будь воно неладно! Курить душа просит.

Морозов заулыбался, подвигая пачку.

— Курите.

— Дякую. — Колючий посетитель удовлетворенно затянулся пахучим дымом, крякнул с веселинкой: — Гарным тютюном балуетесь! Одним словом — господа!

Бижевич во все уши слушал. Нервные пальцы его барабанили по столу.

— Вы о чем это, товарищ? О каких господах?

— А ось чего. Приходят люди, а дела не делают — толкутся попусту. — Котельщик повысил голос, сердито надвигаясь на Бижевича. — Слесаря байки сказывают, а паровозы стоят! Ленин як казав насчет ремонта паровозов? Шаги коммунизма!.. А у нас шо? Анисий та Супрун соловьями заливаются насчет москалей…

— Как фамилии соловьев? — спросил Морозов.

— Крученый та Коваль. Поганые дела делаются. Машину за ворота, а вона обратно — ломается на полдороге. Бачилы, мабуть, уси пути заставлены вагонами. Вид чого така справа? Паровозов черт-ма! Кому такэ дило треба? Ворогам Радянской власти. А вы пузо чешете та табаки раскуриваете! Ленин сам на субботники ходит. А вы покуриваете, чеки-и-исты! А видкиля ветер дует? Крученый та Коваль при петлюрах с плеткой ходили. Кумекаете?..

Бижевич ерзал на скамейке от нетерпения, что-то быстро записывал, остро поглядывая на рабочего.

Котельщик поднялся.

— Так я пийшов. Кумекайте!.. Будь твоя ласка, папиросу ще.

Морозов от души расхохотался, подавая ему папиросу. Усмехался и рабочий, подмигивая Бижевичу. Когда за ним закрылась дверь, Юзеф Леопольдович вскочил, как на пружинах.

— Брать надо! Кто еще у вас на учете из петлюровцев?

— А может, не стоит горячиться, Юзеф Леопольдович!.. До самых корешков докопаться. А петлюровцы бывшие — вот они.

Тимофей Иванович подал Бижевичу папку.

Папка пополнялась ежедневно: возникали новые имена, новые предположения. И все же, по убеждению Морозова, отдельные железнодорожники случайно попадали под влияние националистов. Вот с такими и хотел разобраться Тимофей Иванович. Потому-то и оттягивал аресты. Его единомышленником был и Скрипченко, непосредственно изучающий Якименко и его компанию. Они сто раз, быть может, взвешивали все «за» и «против» прежде, чем занести человека в список подозреваемых…

А Бижевич торопил. Торопили и события. Красная конница гнала банды Тютюника и Палия к границе. Малая война требовала четкой работы железных дорог. А составы застревали. И в Долгушине кто-то путал документы, заставляя вагоны с фронтовыми грузами неделями блуждать по тупикам. Кто-то передавал шпионские сведения бывшему петлюровскому офицеру Коржу, засевшему в лесах Криворожья, и его молодчики налетали, громили станции…

Морозов встретился с Зиной Очерет. Девушка возмущалась:

— То не самодеятельность, то гнездо гадюк! Поют фальшиво: Украина-ненька! А остальные — кацапы та жиды. Аж противно слухать. Кажу Якименко: «Гарно шо Радянская Россия помогает гнать полячишек Пилсудского!» А вин мэни: «У Москвы свои заботы, а у нас — инши! Мы и сами краще москалей управимся со своими делами». За сценой собираются. Мов, комнату для библиотеки налаживают. А сами шушукаются. И новый завхоз с ними якшается. Кажуть, шо вин сам из махновцев. Проверьте, Тимофей Иванович! Вин робыв котельщиком в депо. Прикидывался, мабуть!..

Скрывая довольную улыбку, Морозов обещал:

— Проверим, Зина, все проверим. А ты, Зинуля, запоминай все, во все глаза смотри. Враги там, Зина!

— А мы спиваемо новую писню про паровоз та коммуну. Прийшли бы. Тимофей Иванович. — Девушка заулыбалась, и на щеках ее появились ямочки. Солнце заиграло в ее монистах.

Тимофей Иванович бережно пожал ей руку.

— До побачення, Зина!

Девушка перебросила толстую косу за спину и легко пошла, все так же загадочно улыбаясь. И Тимофей Морозов, улыбался, оставшись один. На сердце было хорошо. Ведь ему шел лишь двадцать третий год! И ни Морозов, ни сама дивчина тем более, не думали, что это была их последняя встреча.

Тимофей Иванович вызвал коменданта ЧК и приказал передать в клубную библиотеку все книги, реквизированные у контрреволюционеров.

— Сегодня же к вечеру отвезите.

— А кто там примет?

— Зина Очерет.

— Есть!

На следующий день был назначен общий сбор драмкружковцев в зале клуба. Пришло человек двадцать. И Зина пристроилась на последней лавке. Говорил Якименко:

— Наши ряды растут. Но мы должны привлекать больше железнодорожников, знающих украинскую мову. Вот вы, Крученый, наш активист, кого пригласили?

Анисий Ефремович встал, одернул форменный пиджак и назвал несколько фамилий.

— Де ж воны, Анисий Ефремович?