Виктор Кочетков - Мы из ЧК

— А это что? — Тимофей Иванович ткнул пальцем в изгиб.

Коваль подскочил, как ужаленный, в ужасе закричал:

— Это он!

— Кто он?

— Якименко!.. Вин рубив… Заставил нести…

Откопали из кирпича останки Зины Очерет. Комсомольцы железнодорожного узла на плечах пронесли гроб через весь городок. Паровозы пели ей прощальную песню. Трижды прозвучали залпы из винтовок — с воинскими почестями хоронили отважную комсомолку. И пирамидку со звездой наверху, как бойцу, поставили.

Долгушинский железнодорожный узел стал работать без перебоев.

Морозову и его помощникам коллегия губчека объявила благодарность.

Бижевич, уезжая в Сечереченск, предупредил Морозова:

— Манеры кисейной барышни вас погубят!

— Побачим, Юзеф Леопольдович.

В станционное отделение ЧК пришел новый завхоз клуба — котельщик с острыми глазами. Сипло откашлялся. Морозов понял его по-своему и подал папиросу. Но котельщик наотрез отказался.

— Ослобоните меня. Не гожусь в чекисты! Не отвел смерть от такой дивчины!.. Колы побачив ихнее сборище в клубе, треба було не покидать ее одну. Эх, задним умом умные!..

Уговоры не помогли: мастеровой вернулся в свой котельный цех паровозного депо.

Наступили годы новой экономической политики. Перешедшая на мирные рельсы Страна Советов укрепила свои командные позиции в народном хозяйстве, хлопотала о тесной смычке города и деревни.

Настала пора изменить направление в работе чекистов. Контрреволюционеры и внешние враги, не одолев пролетарское государство в открытых боях, пустили в ход тайную антисоветскую агитацию, диверсии, шпионаж, искусственно разжигали недовольство среди населения, вредили и поощряли крупную спекуляцию.

6 февраля 1922 года Всероссийская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК) была реорганизована в Государственное Политическое Управление (ГПУ) Наркомата внутренних дел; в сентябре 1923 года, после образования Советского Союза, — в Объединенное Государственное Политическое Управление СССР — (ОГПУ).

В жестоких битвах с врагами погибли многие славные чекисты. Оставшиеся на боевых постах закалились, приобрели опыт. Но вот грамота у них — дважды два четыре!

— Было время, когда мы только своей большевистской преданностью и чекистской храбростью побеждали контрреволюцию, а теперь к этому нужно добавить отличное знание дела и хорошее образование — говорил Феликс Эдмундович Дзержинский. По его указанию были открыты дополнительные чекистские школы и краткосрочные курсы — цвет ВЧК пошел учиться.

И в нашем отделе оперативные работники усиленно занимались самообразованием. Бижевич и Васильев закончили экстерном семилетку. Юзеф Леопольдович поступил на рабфак. Мы с Никандром Фисюненко «добивали» техникум.

Новый курс ленинской партии нарушал тайные планы политических авантюристов и главарей белого движения. Они сопротивлялись.

Паразитирующий элемент шел в атаку: ростовщики, торговцы наркотиками, аферисты, воры, грабители, содержатели притонов, перекупщики золота и драгоценностей… Народная милиция имела полную нагрузку. Борьба с вражескими проявлениями не прекращалась ни на минуту. Крупные уголовные дела, связанные с валютными операциями и экономическими диверсиями, сотрудники ГПУ брали на себя.

С большим трудом выкраивали мы редкие часы на учение. Но выкраивали, потому что знали: в новых условиях лихим наскоком с оголенной шашкой дело не поправишь!

Почти все мои товарищи по ЧК женились. Первыми поженились мы с Аней Лебедевой. Это случилось 8 мая. Нам выделили комнату напротив вокзала. К тому времени меня назначили заместителем начальника отделения ГПУ. Через три месяца стал семьянином Тима Морозов. А уж на свадьбу Васи Васильева многие чекисты пришли с женами.

Только Бижевич да Леонов все еще были холостыми.

Как-то возвращался Бижевич к себе после ночной облавы на притон. Валютчиков не удалось поймать с поличным. Настроение самое мрачное. В темном закоулке услышал топот, потом приглушенное:

— Помо…ите…

Бижевич побежал на зов. За кустами акации кто-то барахтался. Мелькнуло белое пятно.

— Стой! — крикнул Юзеф Леопольдович, взводя наган.

— Дай ему по суслам! — громко приказал мужской голос. И черная фигура пошла навстречу.

Бижевич выстрелил. За акациями подхватились люди, перемахнули через забор. А на земле осталось что-то белое. Подоспел милицейский наряд, услыхав выстрел.

Милиционер посветил зажигалкой. На земле распластана девушка в растерзанном платье.

Бижевич с силой подул ей в лицо — не шелохнулась.

— Без сознания, — определил милиционер, взявший руку пострадавшей. — Пульс есть — оживет!

Девушку привели в чувство, и она, прикрывая руками грудь, взмолилась:

— Не покидайте меня! Дом тут… за углом…

Бижевичу пришлось провожать ее. В душе он чертыхался: время позднее, а с утра предстояла поездка в Вехновцево — не выспишься! Носит же дуру по глухим углам!..

Девушка едва поспевала за широко шагавшим чекистом, всхлипывала, охала, постанывала.

— Вот… дом, — промолвила она, задерживаясь у резного крыльца с палисадником.

Но Бижевич не отпустил ее.

— Пошли! Протокол оформим.

В милиции он обратил наконец внимание на девушку. Смуглые щеки. Большие глаза. Коса венчиком на голове, и листки акаций в ней. И вся она какая-то беспомощная, изломанная. Юзефу Леопольдовичу стало жаль незнакомку. Он ругнул себя: нужно было оставить ее дома! Поручив дежурному составить протокол и доставить пострадавшую к ее родителям, он ушел домой. Но из головы не уходила случайная встреча. Виделись заплаканные глаза девушки. Ее маленькая грудь. Жалобно искривленный рот с пухлыми губами…

Через день Бижевич заглянул в милицию и попросил показать протокол.

— В самую пору вы тогда подоспели: испоганили бы девку бандиты! — говорил милиционер, передавая Юзефу Леопольдовичу тоненькую папку.

И вот Вася Васильев приносит в отдел необычную весть: Бижевич гуляет с красивой дивчиной в городском саду!

Посвежела одежда на Юзефе Леопольдовиче, и сам он будто бы помолодел. И голос мягче, и обращение вежливое. Мы в ином свете увидели его, припомнили немало доброго за ним — Пологи и Долгушино, стычки с махновцами — храбрым малым показал себя…

Перед тем как идти к Платонову за разрешением на свадьбу он завернул ко мне:

— Недолго осталось холостяковать! Сошьет Зося подвенечное платье, и идем в ЗАГС.

Но возвратился Бижевич в мою комнату белее мела. Пошатываясь сел на стул. Я встревоженно подал ему стакан с водой. И зубы его застучали о стекло.