Виктор Кочетков - Мы из ЧК

— Пойдешь со мною!

— А если нет?

— Имей в виду, мы и детей не щадим! И рука наша длинная. Изжарим на костре!

— Не лякай! Подумать треба. Утром скажу. Дэ знайты тэбэ?

Ставского это не устраивало. С огорчением он стал понимать, что этот надломленный, загнанный в подполье человек именно теперь может побежать в милицию. В норе он уже присмотрелся, запомнил Ставского, узнает его по голосу и укажет гепеушникам. Но если его запугать, взять обязательство сотрудничать с белоэмигрантами, то он может стать хотя бы на время послушным.

— До утра ждать не могу! Пошли!

Карпо кошкой бросился на Ставского, впился пальцами в его кадык. Покатились оба, опрокидывая котелок с кулешом. Ставский никак не мог оторвать крепкие пальцы Захарченко, задыхался, захлебываясь своей же слюной… А Карпо все давил, понимая, что в смерти пришельца его спасение.

И тогда в соломенном омете глухо щелкнул выстрел. Захарченко разжал пальцы, схватился за живот. Гость оттолкнул его обмякшее тело, сунул наган за пояс и торопливо выполз из норы, предварительно уронив свечку.

Затрещала солома, и из логова заструился дым. Слышались еще стоны, надрывный кашель. В темноте норы мигнуло пламя. И протяжный, будто бы волчий вой:

— А-а-у-ооо!!!

Задами усадеб Ставский добежал до мазанки над оврагом, тихо проник в сени и стал в темноте нашаривать мешок. Опрокинул ведро.

— Хто там? Это ты, Леня? Дэ ходишь? Солнце, мабуть, встает…

Настя спросонья прошлепала босыми ногами до дверей.

Ставский не отзывался, молча хватал свою одежду, толкал ее в мешок. Туда же бросил паляницю хлеба и шматок сала.

Настя всполошилась:

— Що зробылось?

Переваливаясь с ноги на ногу, как отяжелевшая утка, придерживая большой живот, она вышла к Леониду.

— Куда, мий голубок, собираешься?

Ставский завязывал мешок, чертыхался; наконец, закинул его за спину. Поняв, что ее Леонид уходит надолго, быть может, навсегда, Настя всхлипнула:

— Бросаешь? Лучшую нашел? Я тебе не нужна?

Она припала на колени, обвила руками его ноги и завыла по-собачьи:

— Не пущу-у-у!!!

С силой ударил ее Ставский рукояткой нагана по голове, отбросил с дороги, попав грязным сапогом в живот, и выбежал.

Настя ойкнула, согнулась и затихла. Из-под нее черным растекающимся пятном показалась кровь…

На дворе было светло, как днем. Уже горела крыша клуни, кидая ввысь золотые искры. По всей Сухаревке лаяли собаки, хлопали двери.

— Рятуй-и-ите-э-э-э!!! — Это в хате Захарченко дурным голосом закричала женщина.

Через огороды, прямо по грядкам, пригибаясь и оглядываясь, бежал Ставский прочь от мазанки над оврагом. «Может быть, зря ухожу? Кто узнает, что я был у Карпа?» — думал Леонид, сбегая в овраг. Но, вспомнив свой разговор с дежурным по станции Сухаревка, прибавил ходу.

В ту недобрую ночь мы втроем были в Сухаревке: из Сечереченска приехал Леонов с милиционером. На станции наметили план операции и пошли к мазанке тем же оврагом, что и Ставский. Только случай отвел нашу встречу.

Спустившись ложбиной к селу, мы увидели огромное зарево. В красной заре пожара отыскали мазанку Насти. Двое остались под окнами, а я — к двери. Присвечивая ручным фонариком, рванул дверь на себя и едва не упал: она была незапертой! В комнате светло от близкого пожара. В его багряных отблесках увидел я Настю на полу. Ночная окровавленная сорочка была разодрана на груди. Волосы разлохмачены. Безумными глазами она смотрела на меня.

— Леня!.. Ле-е-еня-а!…

Я окликнул товарищей: искать Ставского в Сухаревке уже не было смысла.

— Ото поганец! — зло сказал Леонов, подзывая милиционера. — Бегите в село за фельдшером. Родит жинка…

— Что же делать, Семен Григорьевич? — спросил я Леонова.

— Брать Захарченко! — невозмутимо ответил он.

Население Сухаревки толпилось вокруг пожара, вытаптывая огород, ломая плетни и бестолково шумя. Более расторопные образовали цепочку и, передавая из руки в руки ведра, лили воду в огонь. Другие мужчины забрались на крыши ближних хат. Палками и свитками гасили они обильные искры и мелкие головешки, долетавшие по ветру от клуни Захарченко.

В кругу на земле билась женщина. Ее обступили хуторянки. Сочувственно покачивали головами. А женщина истошно кричала:

— Ка-арпо! Ка-а-арпо-о-о! На кого ж бросив детей?.. Пропасть тоби! Народыв щенят, а хто же кормить будэ?.. Карпо!..

А меж людей вертелся Илья Захарченко и все спрашивал:

— Брата не бачили? Карпа не видели?

Селяне пожимали плечами: они знали, что Карпо Захарченко в бегах и удивленно смотрели на Илью: рехнулся с горя!

Досужие жинки вызнали: Карпо в клуне был! И люди еще больше заволновались, с горечью и ужасом глядя в огонь, ожидая, что Карпо выскочит из пламени…

Лишь под утро погасили пожар. Курились головешки. Гарью забивало дыханье.

Люди бродили, понурив головы. Мужчины разворошили пепелище до конца и внизу нашли обгоревший труп мужчины. Его отправили в Днепропетровск. Илья опознал в нем своего брата.

Экспертиза заключила, что Карпо был убит до пожара. А о том, что произошло в клуне, мы долго не знали.

На меня навалилась очередная неприятность: опять упустил человека со шрамом! Последовал срочный вызов к начальству.

— Что же это у вас делается, академик! — нелюбезно встретил меня Макар Алексеевич.

Я недавно вернулся из Москвы, где учился в школе ОГПУ, и в нашем отделе быстро прилепили мне этого «академика». Я начал объяснять обстановку на участке, но начальник отдела перебил меня:

— Где искать вашего Ставского?.. По имеющимся сведениям, Ставский и Петровский, что создавал склады оружия в Бердянске, одно лицо. И Квач-почтарь — он же! А для нас с вами он остается человеком со шрамом. Найти и узнать его связи — вот задача!

— Найдем! — горячо уверил я начальника. Трижды пересекались наши дороги с этим хитрым врагом. И трижды он уходил от меня. Начальник хорошо знал это.

— Слова, Владимир Васильевич! Враги усиливают атаки, а мы, как слепые кутята. Классовая борьба будет обостряться. Так учит нас партия и товарищ Сталин. Так оно в жизни и есть. Сами видите. Думаю, что в Москве, в школе вам это лучше меня объяснили?..

Я согласно кивнул головой. «Все партийные документы так говорят, — думал я, выслушивая наставления Макара Алексеевича. — Выходка троцкистов в десятую годовщину Красного Октября чего стоит! Пытались провести праздничную демонстрацию трудящихся под своими флагами… В деревне кулак поднял голову. Участились убийства советских активистов».

— Для ориентировки, Владимир Васильевич. Белая эмиграция ждала и пророчила падение Советской власти. И не дождалась! Тогда наиболее ярые заводчики и тузы финансовые образовали в Париже «Общество бывших горнопромышленников юга России» и «Общество кредиторов бывшей старой России». Цель — вредительство в России! А немного позднее, с 1926 года, — партию «Торгпром». Задача у них одна — экономическая диверсия против большевиков. Воротилами фактическими во всех этих обществах и организациях являются: Нобель, Манташев, Третьяков, Рябушинский, Гукасов и другие миллионеры, выброшенные из России. На услужение к ним пошли бывшие офицеры царской армии. Русский общевоинский союз объединяет и сохраняет кадры офицерства белой армии для борьбы с нами. Он ставит на карту боевиков, шпионов, диверсантов. Их засылают к нам, в Советскую Россию. Главный в этом Союзе генерал Кутепов, контрразведчик. Кроме него — бывший начальник штаба Врангеля генерал Шатилов. Генеральный секретарь РОВСа — полковник Мацылев и еще кое-кто помельче. Почему я говорю вам обо всем этом? Потому, Владимир Васильевич, что шапками таких не закидаешь. Нам предстоит трудная борьба с тайной контрреволюцией. Вам знать это особенно важно: вы, главным образом, вели бои с бандитами и меньше сталкивались с внешними врагами.