Александра Давид-Неэль - Путешествие парижанки в Лхасу

Иезуиты и капуцины, добравшиеся до Лхасы, жили там долгое время, и тибетские власти даже оказывали им содействие. Первыми европейцами [4] Предполагают, что монах Одри де Портсноп побывал в Лхасе в 1325 году, но достоверность его рассказа вызывает сомнения (это примечание принадлежит Э. Канцлеру). , которые побывали в Лхасе и оставили достоверный рассказ о своем путешествии, были отцы Грюебер и д'Орвиль; они проникли в Тибет из Китая по Синингской дороге и провели в Лхасе два месяца.

В 1715 году отцы-иезуиты Дезидери и Фрейр прибыли в Лхасу; Дезидери прожил там тринадцать лет. В 1719 году Лхасу посетил Орас де ля Пенна с миссией капуцинов; он построил здесь часовню и приют, а также обратил несколько человек в христианство.

Капуцины в конце концов были высланы из страны, но только в 1740 году [5] В одном из примечаний автор указывает, что, будучи и Лхасе, видел в Джо-Ханге колокол с надписью «Те Deum fauolamiis», видимо оставленный капуцинами. .

Первым мирянином, проникшим в столицу Тибета, был голландец Ван дёр Путте. Это случилось в 1720 году, и он прожил здесь несколько лет.

Далее мы не располагаем сведениями о европейцах, посетивших Лхасу, вплоть до путешествия Томаса Маннинга, первым из англичан побывавшего в Лхасе в 1811 году. Маннинг прибыл сюда в составе свиты китайского генерала, с которым он повстречался в Пари-Дзонге [6] Следовательно, он беспрепятственно добрался до этого места, что стало теперь невозможно. ; генерал был благодарен англичанину за то, что тот ухаживал за ним как врач. Он пробыл в столице месяц… Затем он получил предупреждение, что его жизнь в опасности, и вернулся в Индию тем же путем, которым пришел в Лхасу [7] К этому списку следует добавить Богля и Тернера, побывавших соответственно в 1774 и 1783 годах не в Лхасе, а в Шигадзе у Таши-ламы в качестве посланцев губернатора Индии Уоррена Хастингса. .

В 1846 году отцы-лазаристы Юк и Габе замыкают ряд путешественников, добравшихся до Лхасы. После этого все исследователи были вынуждены возвращаться назад. Тем не менее некоторые из них, прежде чем их остановили, приблизились к столице вплотную, почти дойдя до берегов Нам-Цо-Чимо (озера Тэнгри). То были: Бонвало с принцем Генрихом Орлеанским и Дютрей де Рейн с господином Гренаром в 1893 году. Ныне иностранцам стало совершенно невозможно открыто путешествовать в этих краях.

Приблизительно в 1901 году, после подавления восстания боксеров, в Лхасе было обнародовано несколько указов, в которых китайские власти объявляли Тибет открытым для иностранцев и предписывали жителям Тибета принимать их. Поэтому в настоящее время все части тибетской территории, которые находятся под контролем Китая, доступны путешественникам.

Через несколько лет после моих первых странствий по плоскогорьям Южного Тибета я посетила в Шигадзе Таши-ламу, который принял меня очень радушно и призвал продолжить мое изучение Тибета. Чтобы облегчить мне эту задачу, он приютил меня поблизости от себя.

Мне было разрешено посещать библиотеки и заниматься там исследованиями с помощью ученых лам. Это единственный в своем роде случай, но мне не дали возможности им воспользоваться.

В результате моего визита к Таши-ламе жители деревни, расположенной примерно в девятнадцати километрах от скита, где я поселилась, были вынуждены немедленно заплатить британскому наместнику штраф в размере двухсот рупий за то, что не сообщили ему о моем отъезде. Наместник, который заставил их это сделать, не удосужился принять во внимание, что они никоим образом не могли узнать о моих передвижениях, ибо я отправилась к ламе из монастыря, находившегося на тибетской территории, на расстоянии трех четырехдневных переходов от их деревни. Горцы отомстили сообразно психологии невежественных дикарей, частично разграбив мое жилище. Любые жалобы не имели смысла. Мне было отказано в правосудии, а также предписано покинуть страну в течение двух недель.

Эти методы, недостойные цивилизованных людей, возбудили во мне желание взять реванш, но с остроумием, отвечающим национальному духу моего родного города Парижа. Однако необходимо было выждать.

Несколько лет спустя, когда я странствовала по местности Кхам (в Восточном Тибете), я заболела и решила отправиться в Батанг, где находится больница миссионеров, которой руководят английские и американские врачи.

Батанг — это крупный тибетский город, находящийся под китайским контролем, как и Канзе, вблизи которого я странствовала в то время.

Незадолго до этого лхасские войска захватили часть страны, простирающуюся между данными городами, и она стала недоступной для иностранцев.

Тибетский офицер с приграничной заставы прежде всего спросил меня, получила ли я разрешение английского консула — «большого человека» из Тачиенлу [8] Тачиенлу — тибетский город, крупный торговый центр, расположенный на восточной окраине области Кхам и входящий в состав провинции Сычуань (Китай). , как он его называл. По его словам, с этим пропуском я могла бы разгуливать по Тибету, куда мне вздумается, но без него он не мог пропустить меня через границу.

Тем не менее мне удалось продолжить путь, пока он отправлял гонца к своему начальнику за указаниями. Несколько дней спустя меня остановил другой офицер, и я снова услышала о «большом человеке» из Тачиенлу, новоявленном святом Петре — хранителе ключей от Страны Снегов.

Между тем моя болезнь обострилась. Я объяснила тибетцам, что со мной произошло, но, хотя они искренне мне сочувствовали, страх перед «большим человеком» не позволял запуганным чиновникам дать волю своей природной доброте, разрешив мне продолжать путь к больнице. Следовало оставить надежду попасть туда; тем не менее я отказалась вернуться обратно, к чему хотели меня принудить, и заявила, что, раз меня не пускают в Батанг, я отправлюсь в Жакиендо.

Жакиендо — маленький городок, расположенный на пути в Лхасу, за пределами захваченной зоны, все еще остающейся в ведении Китая. Я предполагала, что поход по территории, недавно перешедшей под контроль Лхасы, может оказаться интересным во многих отношениях.

Несколько дней мы героически вели переговоры. Офицеры располагались в юрте, перед которой развевался тибетский флаг темно-красного цвета, с вышитым львом.

Вокруг них размещалась охрана; среди солдат было двое музыкантов, «вооруженных» фиванскими трубами. Мои люди и я, лишенные флага и труб, заняли две юрты, установленные на некотором расстоянии от юрт тибетцев. Несчастные докпа [9] Докпа — пастухи, живущие в юртах. , которых злая судьба забросила в этот уголок, оплачивали свое участие в разыгравшейся комедии баранами, маслом, молоком и сыром. Они кормили актеров. Так уж принято в Тибете. Речи следовали одна за другой на фоне романтического мирного пейзажа древнего королевства Диржи. Когда охрипшие, измученные ораторы умолкали, они тотчас же набрасывались на еду.