Александр Петряков - Сальвадор Дали. Божественный и многоликий

Лекция обошлась без обычной скандальной перепалки, может быть, и оттого, что в зале присутствовал мэр Фигераса Рамон Бассольс. Он вышел очень бледным на сцену, чтобы сказать в заключение несколько приветственных слов. После короткой речи он упал замертво. Этот жуткий эпизод запал в память Дали и дал повод впоследствии говорить, что его слово способно убить.

Лекции, выставки, сочинительство, а как мы помним, в то время Дали написано и много стихов, неустанный упорный труд в мастерской были в тот период кипящим, бурлящим, парящим и клокочущим котлом, где варился мятущийся разум молодого художника. И он стал замечать, что с его головой не все ладно. Дали позже писал, что переборщил в погоне за иррациональным. Считая проявление в себе психической ненормальности благом, он признавался, что «тащил к костру моего безумия очередную порцию хвороста — чтоб разгорался!» Но вскоре осознал, что это слишком уж далеко заходит, и стал бороться, но «костер» уже разгорелся, и если бы не встреча с Галой, которая, подобно Градиве, героине романа Вильгельма Йенсена, сумела вытащить его из этого состояния, возможно, мир потерял бы величайшего гения живописи ушедшего XX века.

Но об этом ниже. Его тогда, в 1928 году, угнетало многое. И то, что его выступления, выставки, статьи, манифесты ни на йоту не изменяют художественную обстановку в Каталонии. Мерзкое застоявшееся болото словно всасывало в себя с довольной усмешкой все те стрелы, какие метали туда он и его немногочисленные единомышленники, вызывая насмешки или, в лучшем случае, недоумение.

Дали тяготился всем этим, он рвался в Париж, где художественная среда, кипящая новизной, поможет расцвести его таланту и он сможет-таки завоевать мир.

Он с упоением читал номера «Сюрреалистической революции». Покупал книги Андре Бретона, который привлекал его все больше и больше. Сюрреализм стал для Дали лакомым соблазном, он отвечал его внутренним желаниям, возбуждал те потаенные, но рвущиеся на свободу инстинкты, которые он с трудом сдерживал, направляя их на работу, то есть сублимируя, либо также исступленно, с испанским темпераментом предавался рукоблудию, закусывая угол подушки, чтобы не закричать в момент оргазма.

В мартовском номере журнала «Сюрреалистическая революция» за 1928 год был помещен материал под названием «Исследование пола», рассказывающий о двухдневной дискуссии сюрреалистов на эту тему. Обсуждались, в частности, вопросы анального секса, одновременного оргазма, гомосексуализма, проституции, а также и онанизма.

Для нашего героя это была животрепещущая тема, уже прочно поселившаяся в пространстве его последних живописных работ, иллюстрирующих тайные вожделения и эротические фантазии, закодированные иной раз в символы, а иной раз поданные, что называется, открытым текстом. Насколько сильно волновала Дали эта полузапретная в католической Испании тема, насколько она занимала все его существо, говорят его работы 1929 года: «Первые дни весны», «Великий мастурбатор» и «Мрачная игра», как ее назвал Поль Элюар, посетивший художника в Кадакесе вместе со своей женой Галой и там ее потерявший.

Но мы забегаем вперед. Так вот, эти работы, так тщательно и иной раз занудно исследованные западными искусствоведами, являются, на наш взгляд, не только шедеврами живописи и вместе с тем художественными документами сексуальных пристрастий автора, но и великолепными пособиями для сексопатологов.

Взгляни, читатель, на репродукцию, скажем, «Первых дней весны». Чего здесь только нет! И «сладкая парочка» на переднем плане, где изо рта женщины, напоминающего скорее женское междуножие, вылетают мухи, а мужчина сложил руки так, что они напоминают ту же щель, и гомосексуальная пара на дальнем плане, и даже отец-основатель психоанализа Зигмунд Фрейд, которому девочка протягивает какой-то мешочек, а он как будто от него отказывается. Но самое любопытное здесь — это ящики с цветным изображением, удивительно напоминающие современные телевизоры. Появятся они и в другой работе — «Высвеченные удовольствия». И это в 1929 году, когда никто, кроме специалистов, и слыхом не слыхал о телевидении. Что это? Дар провидения или знакомство автора с новинками гипотетической тогда техники? Может и так — на одной из фотографий того времени мы видим Дали с научно-техническим журналом, откуда он вполне мог почерпнуть информацию о возможности передачи изображения таким способом. Во всяком случае, проницательность художника вызывает удивление.

Самой сильной работой в этой серии 1929 года является, без сомнения, «Великий мастурбатор». Это цельное гармоничное полотно, где композиция, цветовое и тональное решение не соперничают друг с другом, а составляют единое целое, и если забыть о содержании и населивших холст персонажах, картина кажется выполненной в духе классической эстетики и с таким живописным мастерством, какому могли бы позавидовать Энгр или Давид.

Для художника в то время это было далеко не самым главным, хотя, исступленно работая над холстами, он привносил в них заряженный дух одержимости, стремление поразить, превзойти других, как в технике, так и в фантазиях. «Великий мастурбатор» впитал в себя все лучшее, на что был способен в то время двадцатипятилетний художник.

Дали необходимо было высказаться о себе и своих тайных желаниях не банально, а в духе времени, не хуже начинающих набирать обороты успеха парижских авангардистов.

Каталонец Миро, высоко оценивший талант своего земляка, очень хотел помочь ему выбраться на широкую дорогу и многое для этого сделал ко времени второго приезда Дали в Париж в 1929 году. И если Пьер Льоб, агент Миро, не рискнул взять под свою опеку молодого и малоизвестного в Париже художника, зато начинающий бельгийский маршан [3] Маршан ( фр. ) — агент по продаже произведений изобразительного искусства. — Примеч. ред . Камиль Гоэманс не только прислушался к рекомендациям Миро, но и сам поверил в Дали и заключил с ним контракт на полгода с ежемесячной платой в тысячу франков. Дали обсудил условия сделки с отцом по телефону и подписал его. Он не доверял себе в денежных делах; в «Тайной жизни» писал, что для него тогда казалось, что пятьсот франков мелкими купюрами — это гораздо больше, чем одна банкнота в тысячу франков. Миро решил ввести своего молодого друга и в высшее общество, для чего посоветовал ему сшить смокинг. Эту одежду для раутов Дали сшили в ателье на улице Вивьен, где в свое время жил поэт Лотреамон, священная корова сюрреалистов, смаковавших строку из его «Песен Мальдодора» о «случайно встретившихся на анатомическом столе швейной машинке и зонтике». Позже Дали сделает иллюстрации к этому произведению.