Александр Петряков - Сальвадор Дали. Божественный и многоликий

В прихожей красуется чучело канадского медведя, подаренное Эдвардом Джеймсом. В двух гостиных, куда попадаешь из прихожей с несколькими деревянными стульями, столь же аскетичная меблировка, что и в столовой, украшенной металлическими светильниками на прямоугольном дубовом столе. Но трапезная используется по назначению лишь в плохую погоду. Обычно хозяева и гости обедают и ужинают на просторной террасе. Если выйти из столовой и, поднявшись на несколько ступенек, миновать два поворота, то можно оказаться в совершенно необычной комнате, похожей на яйцо. Это комната хозяйки. Здесь стоит большой белый камин круглой формы с кирпичным фризом и круглым зеркалом, рядом с ним самовар, а вдоль овальной стены — каменная скамья.

Самый верхний, если можно так назвать, этаж — в доме Дали непросто определить, что на каком этаже, потому что спуски и подъемы, ступеньки и лесенки так хаотично разбросаны, что об этажности говорить трудно, — так вот, на самом верху, выдвинувшись к самому морю, находится спальня с двумя большими металлическими кроватями. Над ними балдахин из голубого с розовым шелка, а между ними — ночной столик. Большие зеркала расположены так, что отражают залив.

Минотавр-Дали, хозяин Лабиринта, упрятал свою святая святых — мастерскую — в дальнем закоулке дома. Она также состоит из нескольких разновеликих комнат. И чего там только нет! Всякий, кто бывал в мастерских художников, знает, что они тащат туда всякий хлам, но, помещенный в соответствии с благородным вкусом художника в нужное место, хлам этот становится изысканной частью интерьера и частенько служит моделью для сюжетных картин или натюрмортов. А уж у Дали с его широчайшими интересами и богатым опытом декоратора чего только в студии нет — микроскопы соседствуют с корягами и причудливыми приборами непонятного назначения, с ними рядом уживаются носорожьи рога, ракушки, книги, гравюры, фотографии, да и много еще чего, а также, разумеется, и все необходимое для ремесла живописца.

Во всем доме идеальный, до аскетизма, порядок. Гала, Дева по восточному гороскопу, как и все люди этого знака, маниакальная блюстительница порядка — все должно иметь свое место, ничего лишнего в доме также не должно быть; признаков пыли и неряшества хозяйка просто не терпела. Она снисходила к хаотичному, с ее точки зрения, нагромождению разных вещей в мастерской, понимая, что художнику это необходимо, но тем не менее следила за чистотой и тут.

Как мы уже упоминали, почетных гостей и близких друзей принимали в доме, а не в патио. Когда приезжали Морзы или кто еще богатый и именитый вроде чилийского миллионера Артуро Лопеса, их принимали на высшем уровне — шикарные обеды с шампанским и изысканными блюдами. Но никто и никогда в доме Дали не ночевал, спать гости уходили в Кадакес, в гостиницу, или, если прибыли на яхте, то к себе в каюту. Мне сейчас припомнился стишок, опубликованный на последней странице «Литературной газеты» в 70-е годы. Последняя, шестнадцатая, страница, если кто помнит, была отдана сатире и юмору. Так вот автором этого стихотворения был «людовед» Евгений Сазонов, автор вымышленный, как и Козьма Прутков. Вот его творение:

Автор романа «Бурный поток» писатель Евгений Сазонов среди гостей Сальвадора Дали так и не объявился, зато прославленный советский композитор Арам Хачатурян напросился-таки к нему в гости. Он дожидался хозяина в гостиной часа два, угощаясь шампанским. Наконец, Дали появился. Совершенно голый, но с саблей в руке. Оседлав трость, под звуки сочиненного гостем популярного танца с саблями, он проскакал вокруг композитора пару кругов и удалился. Ошарашенному гостю объявили, что аудиенция окончена.

Мы привели эту байку лишь в качестве примера тех экстравагантных шалостей, что позволял себе избалованный славой художник, считавший, что ему все позволено.

На доме Дали красуются два огромных белых гипсовых яйца, в прибрежных водах возле дома плещутся два белоснежных лебедя, а в самом доме, как мы уже знаем, комната Галы также в форме яйца. Проницательный читатель наверняка уже догадался, что это связано с античным мифом, на тему которого написана «Атомная Леда».

Леда, жена спартанского царя Тиндарея, прекраснейшая во всей Греции женщина, понравилась сердцееду Зевсу. Громовержец соблазнил ее, обратившись в лебедя, и Леда снесла яйцо, из которого появились на свет дочь Зевса Клитемнестра и сын Полидевк. У Леды уже были дети от царя Тиндарея — прекрасная Елена, жена Менелая, полюбившая Париса, и сын Кастор. Братья стали неразлучны и совершили вместе много подвигов. Кастор, рожденный Ледой от человека, был смертным, а Полидевк — бессмертным. Когда смертельно раненый Кастор умирает, Полидевк хочет умереть вместе с ним и просит своего отца Зевса лишить его бессмертия. Зевс решил так: неразлучные Диоскуры день проводят на Олимпе вместе с бессмертными богами, а день — в мрачных чертогах Аида.

Кастором и Полидевком, как помним, воображали себя в дни тесной дружбы Лорка и Дали, теперь же в сознании художника этот миф преломился под другим углом: близнецом Кастором стала Гала.

В «Дневнике одного гения» он пишет, что когда жена устала позировать во время работы над «Атомной Ледой» и присела у его ног, он почувствовал «теплоту, которая могла исходить разве что от Юпитера, и я изложил ей свой новый каприз, который на сей раз представлялся мне совершенно неосуществимым:

Что ж, женщине это сделать нетрудно. «Снесенные» Галой яйца наверняка были куриными.

«Ядерный мистицизм», так прекрасно ужившийся в «Атомной Леде» с античной мифологией, дополнился по приезде художника из Америки новой темой — христианством. Действительно ли богохульник уверовал в Бога и стал ревностным католиком, как это случилось с его отцом в последние годы жизни, или, как думают некоторые исследователи его творчества, это был стратегический конъюнктурный ход, с тем чтобы во франкистской Испании, где католицизм остался, по сути, государственной религией, его не преследовали за грехи молодости и признали правоверным и верноподданным? Едва ли обращение к вечной теме продиктовано хоть в малой степени вышеизложенными соображениями. Что касается его политических убеждений, он всегда был искренне привержен монархизму, поэтому диктатор Франко был ему близок, а приближение художника к теме христианства было связано и с преклонением перед мастерами прошлого, у которых эта тема была основой их творческого мировоззрения, и с искренней верой в непреходящие ценности великого учения Христа.