Александр Петряков - Сальвадор Дали. Божественный и многоликий

Был выпущен огромный каталог, включавший в себя, помимо репродукций, тексты как самого Дали, так и других о его творчестве, документы и фотографии; включили сюда и библиографию, состоящую из двух с половиной тысяч (!) наименований.

Сейчас в Центре Помпиду находится в постоянной экспозиции всего одна работа Дали под названием «Частная галлюцинация: шесть явлений Ленина на фортепиано». Впервые я увидел ее в 1992 году, когда был в Париже с выставкой. И убедился, что судить о Дали — по репродукциям, это все равно что представить себе, скажем, вкус омара, если ты до этого раньше его не ел. Этот большой холст производит впечатление иное, чем просто картина, произведение, созданное с помощью кистей и масляных красок. Поражаешься, конечно, виртуозной технике, но это не главное. Ты как бы входишь в изображенную комнату, наполненную призрачно-мистическим светом, льющимся из дверного проема, и ощущаешь таинство странного театрализованного действа. Персонаж, вероятно композитор, положил руку на спинку стула с плетеным сиденьем, где на ткани лежат черешни, и словно размышляет, какую музыку можно сыграть по стоящей на пианино партитуре, где в качестве нотных знаков — расползающиеся муравьи. Очевидно просматривается здесь и мысль художника о расползании коммунистических идей по всему миру и их стремлении стать единственной музыкой планеты — не случайно портретов Ленина на клавиатуре шесть, и они занимают почти весь музыкальный звукоряд, шесть октав из семи.

Из Парижа эта выставка отправилась в Лондон, а супруги Дали уехали в Нью-Йорк. Здесь Гала искала встреч с несравненным Джефом, а Дали устраивал сборища в ресторане «Трайдер-Вик» за обедами, стоившими три тысячи долларов, с «педиками и причудливо разодетыми уродцами, наемными управляющими и другими нахлебниками, праздными и вечно голодными», как писал адвокат художника Стаут. Но Дали развлекался с наслаждением, ему всегда было отрадно находиться в центре внимания, и он любил, чтобы вокруг было много экзотического народу. Он словно предчувствовал, что эта зима в Америке окажется для него лебединой песней.

В феврале 1980 года супруги заболевают тяжелейшим гриппом. Гала, считавшая себя знатоком в области медицины и фармакологии, пичкала мужа всякими лекарствами, в том числе и нейролептиками. Он впадал в сонливую ипохондрию, правая рука стала трястись еще сильнее, отчего он приходил в ужас, и его страхи выливались в агрессивную злобу против жены, которая из ангела душевного равновесия обратилась в злобную старуху, изрыгающую не хвалу гению Дали, а хулу на всех известных ей языках, но особенно яростно слетали с ее языка неведомые русские слова.

Они стали все больше и больше ненавидеть друг друга. Все чаще и чаще старики устраивали потасовки, отчего на лице гения появлялись царапины от перстней с бриллиантами, что приводило его в ярость, и Гала тоже ходила с синяками от его трости.

Выздоравливали они мучительно долго. За ними преданно ухаживала Нанита Калашникова, но затем она уехала в Европу, в Испанию, где у нее был свой дом в Торремолинасе, вблизи Малаги. В этом месте, как мы помним, Дали и Гала провели прекрасную весну в первый год своего знакомства на пустынных пляжах и полях диких красных гвоздик. Это теплое, ностальгически незабвенное, воспоминание и побудило, видимо, старика, позвонить Наните с просьбой приютить их у себя в доме весной 1980 года. Эта весна была похожа для супругов на зиму — оба были так разбиты и измотаны болезнями, что походили на покойников. Но Нанита ответила, что все комнаты в ее доме заняты, и посоветовала поселиться в находившейся поблизости оздоровительной клинике, на что они и согласились. В дорогой клинике высшего разряда был прекрасный персонал, но болезнь не отпускала. Дали выглядел просто развалиной, к великому беспокойству и огорчению Наниты, навещавшей стариков каждый день.

Спустя месяц супруги улетели домой, в Порт-Льигат, но и родные стены не помогали Дали. Он мучился бессонницей, поэтому не мог работать в утренние часы, что волновало его еще больше, чем непрекращающийся тремор [7] Тремор (лат. tremor — дрожащий) — ритмичные колебательные движения конечностей, головы, языка и т. д. при поражении нервной системы. — Примеч. ред. правой руки.

Комитет в лице Дешарна, Мура и Морза решил обратиться к доктору Пигварту. Талантливый уролог осмотрел художника в Порт-Льигате, поместил в свою клинику и созвал консилиум из невропатологов и психиатров, которые единодушно пришли к выводу, что Дали нуждается в серьезном лечении антидепрессантами.

Врачи добились неплохого результата. Выписавшийся из клиники художник, хоть худой и казавшийся ниже ростом, обрел прежний кураж и в октябре 1980 года устроил в Театре-музее пресс-конференцию. Красный каталонский колпак и знаменитое леопардовое пальто не смотрелись на нем, как раньше, — одежда висела, как на вешалке, — но Спаситель современного искусства был по обыкновению бодр и напорист, сыпал пословицами и поговорками, мешая сразу три языка — французский, испанский и каталанский. Как всегда, развлекал журналистов байками и планами на будущее, одним из которых было создание в Румынии скульптуры гигантского, в тридцать пять километров, кибернетического коня. Сообщил, что во время болезни чуть не умер и обнаружил, что Бог очень крошечный. Хотел было продемонстрировать тремор своей руки, но она в тот момент не дрожала. Гала тихо сидела рядом с отсутствующим видом и, как пишет Гибсон, была похожа «на содержательницу старомодного парижского борделя, с морщинистой кожей, покрытой толстым слоем макияжа, шокирующе яркими губами и париком на том месте, где у подружки Микки Мауса расположен бархатный бант».

Да, Гале было уже восемьдесят шесть лет, и то, что она не сдавалась и имела большую волю к жизни, позволявшую ей в таком возрасте приручать молодых любовников, говорит о ее неколебимой жизнестойкости. Но время неумолимо. Ее стали все сильнее тяготить появившиеся немощи, и она, словно заразившись от мужа, все больше и больше погружалась в депрессивное состояние.

Новый, 1981-й, год супруги встретили в Париже. После этого они, по обыкновению, отправлялись в Америку, но Дали был так плох, что не мог даже думать об этом, а Гала, бредящая Джефом, рвалась туда и настаивала на путешествии. Однажды ночью у них произошла очередная драка. Она поставила ему под глаз синяк, а он сломал ей два ребра.

Они прожили всю зиму в Париже. Америка больше никогда не увидит их, а летом они навсегда простились и с Парижем. Когда лето кончилось, они не уехали, как всегда, во французскую столицу, а провели тяжелую зиму в своем доме. Обоим нездоровилось, а зимы на побережье Коста Бравы всегда скверные — дожди, ветры.