Вадим Старк - Наталья Гончарова

Ланскому в ту пору исполнилось 45 лет, так что пожилым его можно было назвать, только употребив это слово в принятом тогда значении «поживший». Но конечно же не возраст соискателя удержал Нащокина от одобрения выбора Натальи Николаевны. В глубине души этот преданный друг наверняка хотел бы, чтобы она так и осталась вдовой, хотя не мог не понимать, что одной воспитать четверых детей ей было бы очень трудно.

По поводу реакции в обществе на брак Натальи Николаевны с Ланским та же В. А. Нащокина вспоминала: «Не могу умолчать об одном маленьком факте, характеризующем отношение известной части общества к великому поэту: после помолвки Натальи Николаевны к нам зашел генерал Врангель, начальник московской артиллерии. Я обратилась к нему с вопросом: „Слышали новость?“ — „Какую?“ — спросил он. — „Пушкина замуж выходит“. — „За кого?“ — „За генерала Ланского“. — „Молодец, хвалю ее за это! По крайней мере, муж — генерал, а не какой-то там Пушкин, человек без имени и положения“».

«То ли еще моим ушам приходилось слышать о великом поэте!» — завершила свой рассказ Вера Александровна. Реакция генерала Врангеля — кстати говоря, родственника Пушкина по материнской, ганнибаловской, линии — невольно вызывает в памяти восьмую главу «Евгения Онегина», в которой Татьяна выступает в роли жены генерала. С точки зрения генерала Врангеля, титулярный советник Пушкин, пусть даже и камер-юнкер, никто в сравнении с гвардейским генерал-майором Ланским, да и титулование Натальи Николаевны «ваше высокоблагородие» теперь должно было смениться на «ваше превосходительство».

Семейство Гончаровых было извещено о предстоящем браке Александрой Николаевной: «Я начну свое письмо, дорогой Дмитрий, с того, чтобы сообщить тебе большую и радостную новость. Таша выходит замуж за генерала Ланского, командира Конногвардейского полка. Он уже не очень молод. Но и не стар, ему лет 40. Он вообще джентельмен, это можно сказать с полным основанием, так как у него благородное сердце и самые прекрасные достоинства. Его обожание Таши и интерес, который он выказывает к ее детям, являются большой гарантией их общего счастья. Но я никогда не кончу, если позволю хвалить его так, как он того заслуживает». Этот отзыв Александры Николаевны о Ланском совершенно расходится с тем, что пишет Арапова об отношении тетки к ее отцу.

Наталья Ивановна также из Яропольца шлет письмо сыну и невестке в Полотняный Завод 5 июня 1844 года: «Дорогие Дмитрий и Лиза, на этот раз я пишу вам обоим вместе… чтобы сообщить вам приятную новость. Таша выходит замуж за генерала Петра Ланского, друга Андрея Муравьева и Вани. Г-н Муравьев очень его хвалит с нравственной стороны, он его знает уже 14 лет, это самая лучшая рекомендация, которую я могу иметь в отношении его. Он не очень молод, ему 43 года, возраст, подходящий для Таши, которая тоже уже не первой молодости. Да благословит Бог их союз. Может быть, вы уже знаете об этой счастливой новости и я не сообщаю вам ничего нового. Я с большим удовольствием пишу вам о событии, которое, насколько я могу предвидеть, упрочивает благосостояние Таши и ее детей и может только послужить на пользу всей семье. Новый член, который в нее входит, со всеми его моральными качествами, как говорит Муравьев, может принести только счастье, а оно нам так нужно после стольких неприятностей и горя».

На новость откликнулся и Николай Афанасьевич Гончаров письмом сыну Дмитрию: «Поздравляю вас и любезную вашу Елизавету Егоровну с новым зятем Петром Петровичем Ланским, по какому случаю, в исполнение требования письменного самой сестрицы вашей Натальи Николаевны, дал я ей мое архипастырское (иноческое) благословение».

Когда Ланской, как было положено, явился к императору с просьбой о разрешении вступить в брак с вдовой Пушкина, Николай I сказал:

— Искренне поздравляю тебя и от души радуюсь твоему выбору! Лучшего ты не мог бы сделать. Что она красавица, это всякий знает, но ты сумел оценить в ней честную и прямую женщину. Вы оба достойны счастья, и Бог пошлет вам его. Передай своей невесте, что я непременно хочу быть у нее посаженым отцом и сам благословить ее на новую жизнь.

Ланской, безусловно, передал Наталье Николаевне желание императора, но она постаралась уклониться от его исполнения, чтобы избежать ненужных разговоров. Единственным выходом было устроить венчание и свадьбу в узком кругу. Наталья Николаевна прекрасно отдавала себе отчет в том, что толков всё равно не избежать; но она постаралась сделать так, чтобы пищи для злословия оказалось как можно меньше.

Скромное венчание состоялось 16 июля 1844 года в стрельнинской церкви. Никто из посторонних на него допущен не был. Со стороны Натальи Николаевны на венчании присутствовали ее братья Дмитрий, Иван, Сергей и сестра Александрина. При этом произошел курьезный случай с юным камер-пажом графом Николаем Алексеевичем Орловым, который пожелал непременно увидеть свадебную процессию, для чего забрался на колокольню храма. В самый торжественный момент он задел большой церковный колокол и никак не мог остановить его звон. Сойдя с колокольни, он повинился перед новобрачными и, получив прощение, на многие годы стал близок семейству Ланских.

Неизвестно, кто выбирал день для венчания, но скорее всего это сделала Наталья Николаевна. Оно состоялось в канун празднования святогорской иконы Божьей Матери Одигитрии (17 июля), которой посвящен придел Успенского Святогорского монастыря, где стоял гроб с телом Пушкина в ночь с 5 на 6 февраля 1837 года. Монахи молились над ним всю ночь, а утром состоялось захоронение у алтарной стены собора. Икона была чудотворной: она явилась некогда вороничскому пастушку Тимофею, дав знак об устроении монастыря в честь Успения Богородицы. «Одигитрия» переводится с греческого как «путеводительница», и Наталья Николаевна, вступая в новую жизнь, как бы искала ее благословения.

С 16 июля 1844 года Наталья Николаевна официально, де-юре, перестала быть Пушкиной, но де-факто, в общем российском сознании, осталась ею.

На другой день после венчания Ланской был принят императором, который прервал его оправдания по поводу того, почему его не пригласили, и милостиво заметил:

— Довольно! Я понимаю и одобряю те соображения, которые делают честь чуткости ее души. На другой раз предупреждаю, что от кумовства так легко не отделаетесь. Я хочу и буду крестить твоего первого ребенка.

Вскоре на дачу в Стрельну прибыл посланец Николая I со свадебным подарком для Натальи Николаевны — бриллиантовой брошью с подвеской. На нескольких своих портретах Наталья Николаевна представлена с этой брошью. Прежде всего это портрет, выполненный в 1849 году Вольдемаром Гау и помещенный по желанию государя в альбом лейб-гвардии Конного полка. Альбом был поднесен конногвардейцами своему августейшему шефу. Гау выполнил портреты 93 генералов и офицеров. Первоначально предполагалось включить в альбом и портреты всех полковых дам, но Николай I выразил желание видеть в нем только одну — жену командира полка. Вопрос Гау, в открытом или закрытом платье написать Наталью Николаевну, император оставил на ее усмотрение. Она позировала художнику в наряде полковых цветов — белого и красного с золотом: белым было открытое шелковое платье, красными — венок из роз на голове и розы на груди. Голубая с золотым шитьем лента на шее была скреплена брошью, подаренной императором: ромбовидной формы, с большим изумрудом в центре в окружении бриллиантов и крупной каплевидной сапфировой подвеской, также обрамленной бриллиантами. С этой брошью на той же ленте мы видим Наталью Николаевну и на портрете работы Карла Лаша 1856 года.