Вадим Старк - Наталья Гончарова

Десятого апреля с поздравительным визитом у Пушкиных был Сергей Николаевич Глинка, написавший экспромт, напечатанный 24 апреля в семнадцатом номере «Дамского журнала»:

ПУШКИНОЙ И ПУШКИНУ

(Экспромт, написанный в присутствии поэта)

В Петербурге не меньше, чем в Москве, обсуждают свадьбу и ожидают молодых. 24 апреля Д. Н. Гончаров сообщает деду Афанасию Николаевичу в Полотняный Завод: «Что же касается до сердечных обстоятельств нашего дома, я с тех пор, как выехал из Москвы, ничего не знаю, ибо я получал раза три письма от маменьки, но особенного она мне ничего не пишет, и что там у них делается, ничего не знаю. Я даже не извещен и о предстоящем отъезде наших молодых из Москвы, о чем, впрочем, я уведомлен только с Воскресения через отца Александра Сергеевича, с которым я иногда видаюсь».

Я. И. Сабуров, помнивший Пушкина по его петербургской юности, пишет брату: «Здесь не опомнятся от женитьбы Пушкина: склонится ли он под супружеское ярмо, которое не что иное как poolpure [46] Ставка игрока (англ.). и часто не слишком верная. Как справится он с тем, чтобы нарушить привычный ритм своей жизни? Впрочем, мы ничего не теряем. Во всяком случае, на худой конец, больше будет прекрасных строф… Пусть брак и семья станут лишним томом в его библиотеке материалов — я согласен: она будет лишь богаче и плодотворнее…»

Одно из немногих суждений, в которых заключено сожаление по поводу предстоящей судьбы Натальи Николаевны в браке с Пушкиным, высказано ровно через месяц после их свадьбы, 18 марта, бывшим директором Лицея Е. А. Энгельгардтом в письме Матюшкину: «Знаешь ли, что Пушкин женился? Жена его москвичка, как говорят, очень любезная, образованная и с деньгами. Жаль ее: она верно будет несчастлива».

Просвещенный человек и незаурядный педагог Егор Антонович в Лицее проглядел Пушкина, не увидел в нем ничего хорошего и не пожелал менять мнение даже спустя годы. Он готов прислушиваться и к сплетням, если они были направлены против поэта и подтверждали его собственное мнение о нем. Наталью Николаевну, которую Энгельгардт и в глаза не видел, он представляет и любезной, и образованной, и даже с деньгами, которых у нее не было. Для Пушкина же он не находит ни одного доброго слова.

В середине марта проездом из Петербурга к месту службы сутки провел в Москве поэт В. И. Туманский, одесский приятель Пушкина, которому он радовался, как ребенок, оставил обедать и познакомил со своей «пригожею женою». Он, кажется, был единственным, кто не восхитился красотой Натальи Николаевны: «Пушкина беленькая, чистенькая девочка с правильными чертами и лукавыми глазами, как у любой гризетки. Видно, что она неловка и неразвязна; а все-таки московщина отражается в ней довольно заметно». После обеда хозяин читал восьмую (первоначально девятую) главу «Онегина», вызвавшую восторг гостя: «Ах!., что за прелестная вещь девятая песнь Онегина. Как глубокомысленно означил Пушкин этикетное петербургское общество; как хороша Татьяна, увлеченная примером большого света на поприще притворства и приличия; как смешон и вместе жалок Онегин, гаснущий от ее холодности; как трогательно свидание их…» Самому Пушкину еще предстояло из московской барышни сотворить петербургскую Татьяну.

О встрече с поэтом в дни начала его семейной жизни вспоминала цыганка Таня: «Раз всего потом довелось мне его видеть. Месяц, а может и больше после его свадьбы, пошла я как-то утром к Иверской, а оттуда в город, по площади пробираюсь. Гляжу, богатейшая карета, новенькая, четвернею едет мне навстречу. Я было свернула в сторону, только слышу громко кто-то мне из кареты кричит: „Радость моя, Таня, здорово!“ Обернулась я, а это Пушкин, окно опустил, высунулся в него сам, а оттуда мне ручкой поцелуй посылает… А подле него красавица писаная — жена сидит, голубая на ней шуба бархатная, — глядит на меня, улыбается. Уж я не знаю, право, что она об этом подумала, только очень конфузно показалось мне это в ту пору…»

Среди тех, кто тогда в обществе сумел по достоинству оценить этот союз, была почтенная дама Екатерина Евгеньевна Кашкина, двоюродная тетка П. А. Осиповой, сообщившая ей: «Кстати об этом авторе: с тех пор, что он женился, это совсем другой человек — положительный, рассудительный, обожающий свою жену. Она достойна этой метаморфозы, так как утверждают, что она столь же умна, как и красива, — осанка богини, с прелестным лицом; и когда я его встречаю рядом с его прекрасной супругой, он мне невольно напоминает портрет того маленького очень умного и смышленого животного, которое ты угадаешь и без того, чтобы я тебе называла его». Догадаться, какое животное имела в виду Кашкина, нетрудно, но представила она его очень мило.

Сын же Прасковьи Александровны, приятель Пушкина Алексей Вульф, еще задолго до свадьбы, которая все время откладывалась, 28 июня 1830 года записал в дневнике: «Сестра сообщает мне любопытные новости, а именно две свадьбы: брата Александра Яковлевича и Пушкина на Гончаровой, первостатейной московской красавице. Желаю ему быть счастливу, но не знаю, возможно ли надеяться этого с его нравами и его образом мыслей. Если круговая порука есть в порядке вещей, то сколько ему бедному носить рогов, то тем вероятнее, что первым его делом будет развратить жену. Желаю, чтобы я во всем ошибся».

Кажется, в связи с замужеством Натальи Николаевны, наделавшим столько шума в Москве, «бабушке московской» Е. П. Яньковой припомнилась женитьба Осипа Абрамовича Ганнибала на Марии Алексеевне: «Когда она выходила за Ганнибала, то считали этот брак для молодой девушки неравным, и кто-то сложил по этому случаю стишки»:

В веренице встреч и ярких впечатлений начала семейной жизни, кажется, одно должно было напомнить Пушкину былое, увлечения юности, за которые теща укоряла его, а жена ревновала. Уже незадолго до отъезда в Петербург Пушкин с Натальей Николаевной имели возможность присутствовать на благотворительном спектакле «Медея» в зале Благородного собрания, в котором главную роль исполняла княгиня Е. С. Гагарина, для всех тогдашних театралов известная как Екатерина Семенова, великая трагическая актриса. Выйдя замуж за князя Ивана Алексеевича Гагарина, она покинула театр и выступала только на домашней сцене или в благотворительных спектаклях. Первый выход Пушкина с невестой 3 мая 1830 года состоялся, как мы помним, в Благородное собрание, где давали драму А. Коцебу «Ненависть к людям и раскаяние» с участием Семеновой. А незадолго до свадьбы Пушкин подарил ей экземпляр «Бориса Годунова» с надписью на обложке: «Княгине Екатерине Семеновне Гагариной от Пушкина. Семеновой — от сочинителя». Нам неизвестны обстоятельства этой прощальной встречи Пушкина с той, в которую он некогда был влюблен и чье имя занес в свой Дон-Жуанский список. Преувеличенные рассказы о беспутной жизни Пушкина в годы петербургской юности, доходившие до ушей Натальи Ивановны, включали в число его возлюбленных и Семенову. Но хорошо знавший актрису и сам безнадежно в нее влюбленный Н.И. Гнедич полагал, что она вовсе не отвечала ему взаимностью.