Вадим Старк - Наталья Гончарова

За неполные шесть лет петербургской жизни Пушкины жили на семи квартирах и трех дачах. Самая счастливая и безмятежная пора связана с небольшим уютным домиком в Царском Селе, где они провели пять месяцев 1831 года — большую часть лета и лучшее время осени. По имени тогдашней хозяйки мы называем этот домик дачей Китаевой.

Еще в ту пору, когда Пушкин пребывал в Михайловском, сосланный туда Александром I, вступивший на престол новый император Николай I велел построить в Царском Селе для двух вышедших на покой личных камердинеров покойного брата Агафонова и Китаева домики на месте бывшего плаца — на углу Колпинской и Кузьминской улиц, напротив Александровского парка. Дом Китаева был построен из казенных средств по проекту архитекторского помощника Горностаева, просмотренному придворным архитектором В. П. Стасовым. Чертеж фасада был одобрен государем 11 декабря 1826 года и скреплен подписью министра двора князя Волконского. Начатое в 1827 году строительство было завершено год спустя. Яков Китаев вскоре скончался, и с 1830 года владелицей домика стала его вдова.

Мысль поселиться с Натальей Николаевной именно в Царском Селе пришла Пушкину уже через полтора месяца после свадьбы, когда стало очевидным, что в Москве с тещей ему не ужиться. Дача была заранее снята П. А. Плетневым на условиях, которые изложил ему Пушкин: «Отлагаю чтение до Царского Села, где ради бога найми мне фатерку — нас будет: мы двое, 3 или 4 человека да 3 бабы. Фатерка чем дешевле, тем, разумеется, лучше, но ведь 200 рублей лишних нас не разорят. Садика нам не нужно, ибо под боком у нас будет садище, а нужна кухня, да сарай, вот и все. Ради бога, скорее же! и тотчас давай нам и знать, что всё де готово, и милости просим приезжать. А мы тебе как снег на голову». Условия найма «фатерки» Пушкин формулирует весьма определенно: «1) на какой бы то ни было улице Царскосельской. 2) До января и потому квартера должна быть теплая. 3) Был бы особый кабинет — а прочее мне все равно».

Двадцать четыре версты самой благоустроенной тогдашней дороги в России, украшенной придорожными фонтанами и отделанными мрамором верстовыми столбами, — и мечта, которая владела Пушкиным, наконец осуществилась. Семья поэта поселилась в уютном домике Анны Китаевой. Хозяйка занимала в доме три комнаты, а остальные семь с отдельным входом были в распоряжении Пушкина с Натальей Николаевной. Плетнев в полной мере исполнил пушкинские условия: дом был с мезонином, в котором была только одна комната, присмотренная для кабинета. Поскольку домик занимал угловой участок со схождением улиц не под прямым углом, то и его фасады располагались соответственно, а овальная гостиная как бы сводила их между собой, соединяла посредством огибающего ее крыльца с колоннами. На первом этаже одна за другой шли буфетная со столовой, овальная гостиная, будуар Натальи Николаевны и спальня. Мебелью Вяземского, уехавшего за границу, обставили дачу, как пришлось. Обеденного стола не оказалось, вместо него был приспособлен овальный гостиный. Собственные вещи прибыли из Москвы с большим опозданием.

Нанятый в Москве дворецкий Александр Григорьев должен был доставить в Царское Село обоз с вещами Пушкиных. Надзор за исполнением данного поручения принял на себя Нащокин, которому Пушкин сообщает 1 июня 1831 года: «Вот уже неделя, как я в Ц. С. <���…> Теперь, кажется, всё уладил и стану жить потихоньку без тещи, без экипажа, следственно, без больших расходов и без сплетен». Только 11 июня Пушкин извещает Нащокина: «…получил весь мой московский обоз. <���…> Мы здесь живем тихо и весело, будто в глуши деревенской», — а 3 сентября рассказывает об увольнении нечистого на руку дворецкого: «Дома у меня произошла перемена министерства. Бюджет Алекс.<���андра> Григорьева оказался ошибочен: я потребовал щетов; заседание было… бурное… вследствии сего Алекс.<���андр> Григ. <���игорьев> сдал министерство Василию (за коим блохи другова роду)… Алекс.<���андр> Гр.<���игорьев> при отставке получил от меня в виде аттестата плюху…»

Иллюзия идиллической деревенской жизни вблизи столицы была нарушена вспыхнувшей холерой. И без того не дешевая жизнь в Царском Селе еще вздорожала после неожиданного переезда туда гонимой холерой императорской семьи, которая заперлась в своей резиденции. Ей вослед устремились двор и общество. Двор въехал в Царское Село 10 июля, что на иной лад перестроило всю жизнь маленького городка: «Царское Село закипело и превратилось в столицу». Поэт, искавший творческого и семейного уединения, вместо этого оказался в самой гуще придворной жизни. В большом Петербурге семейство Пушкиных еще могло оставаться в стороне от двора; в летней же резиденции, да еще запертой карантинами, оказаться в стороне от него не было никакой возможности.

День Пушкина по уже давно сложившемуся распорядку начинался рано с утренней прогулки и купания, затем он работал до середины дня, после чего следовала послеобеденная прогулка с Натальей Николаевной. Посмотреть на них стекались любопытные. А. О. Россет вспоминала, «что летом 1831 г. в Царском Селе многие ходили нарочно смотреть на Пушкина, как он гулял под руку с женой, обыкновенно около озера. Она бывала в белом платье, в круглой шляпе, и на плечах свитая по-тогдашнему красивая шаль». Вероятно, это та самая шаль, о которой сохранилось воспоминание барона Ф. А. Бюлера, в будущем директора Московского архива Министерства иностранных дел, а тогда десятилетнего мальчика: «Пушкина видел я в 1831 г. вместе с его молодою красавицей женою в саду Александровского дворца, в Царском Селе. Он тогда провел там все лето по случаю свирепствовавшей в Петербурге холеры. Однажды он вез оттуда жене своей в подарок дорогую турецкую шаль; ее в карантине окурили и всю искололи». Россет любила обедать у Пушкиных: там кормили пищей самой простой и полезной: щами или зеленым супом, большими рублеными котлетами со шпинатом; на десерт подавали варенье из белого крыжовника.

Самые близкие и дорогие Пушкину люди разделяли его радость, переносили свои чувства к нему на Наталью Николаевну. Особенно приятно поэту было эпистолярное общение с П. А. Осиповой. Только к пушкинским письмам к ней делает приписки Наталья Николаевна. Например, к письму от 29 июля она добавила: «Разрешите мне поблагодарить вас за все те приятные вещи, которые вы мне говорите в письме к моему мужу; заранее поручаю себя вашей дружбе и дружбе ваших дочерей, примите выражение моего почтения».

Прасковья Александровна, в свою очередь, адресовала ей отдельную приписку к письму Пушкину от 21 августа: «Поистине, сударыня, те три строчки, которые вы прибавили для меня в письме, только что полученном мною от вашего мужа, доставили мне больше удовольствия, чем в другое время доставили бы три страницы, и я благодарю вас от всего сердца. Радуюсь надежде когда-нибудь увидеть вас, ибо я готова восхищаться вами и любить вас. Благодаря вам счастливы люди, которых я люблю, и тем самым вы уже имеете право на мою благодарность. Прошу вас верить очень дружеским чувствам покорной слуги вашей