Вадим Старк - Наталья Гончарова

Шестого июля 1833 года у Пушкиных родился старший сын Александр, названный в честь прадедов, Александра Петровича Пушкина и Александра Артемьевича Загряжского. Традиция, по которой новорожденный получал имя в честь кого-то из предков по линии отца или матери, была соблюдена этим компромиссом, устроившим оба семейства. Тезка отца, «рыжий Сашка» стал его любимцем и надеждой.

Рождение сына, продолжателя рода, Пушкин отметил в компании с Нащокиным, который даже сохранил на память записку с заказом какому-то петербургскому ресторатору: «Пулярку и бутылку лафита. А. Пушкин». На другой день Пушкин сообщил родителям в Михайловское, а они 15 июля отписали дочери Ольге: «Мы только что получили от Александра известие о рождении сына, тоже Александра. — Натали и ребенок здоровы». В тот же день Пушкин отправляет письмо и теще, которая, в свою очередь, извещает сына Дмитрия Николаевича: «Пушкин написал мне, чтобы сообщить о благополучном разрешении Таши, она родила мальчика, которого нарекли Александром. Я полагаю, он известил также и тебя. Он рассчитывает через несколько недель приехать в Москву и спрашивает моего разрешения заехать в Ярополец навестить меня, что я принимаю с удовольствием». «На зубок» она послала новорожденному в подарок тысячу рублей.

Крестины Александра Александровича состоялись 20 июля в Иоанно-Предтеченской церкви на Каменном острове. Восприемниками были Екатерина Ивановна Загряжская и Павел Воинович Нащокин. Опоздал на крестины вернувшийся после пятилетнего путешествия Соболевский, записавший: «Я возвратился из-за границы 22 июля 1833 года, чуть ли не в день или на другой крестин Александра (Сашки) Пушкина juniuris [102] Младшего (лат.). ».

Наталья Николаевна тяжело оправляется после родов. Рассказывая о том брату Дмитрию, она пишет: «…что поделаешь, у меня опять были нарывы, как и в прошлом году, они причинили мне ужасные страдания…»

Третий ребенок Пушкиных, Григорий, родился 14 мая 1835 года, когда его отца не было в Петербурге — он приехал днем позже. Так он последовал данному себе после тяжелых первых родов Натальи Николаевны слову, что больше не будет рядом во время ее родов, будучи не в силах наблюдать ее мучения. Этим, возможно, объясняется его внезапный отъезд на короткий срок из Петербурга, неожиданный для окружающих и показавшийся странным даже его родителям.

За время его отсутствия в доме была получена посылка от Натальи Ивановны — картонка с не понравившейся ей шляпкой. История с возвращением подарка была красочно описана Екатериной Николаевной брату Дмитрию: «Вообрази, какую штуку сыграла с нами мать. Эта несчастная шляпка, которую мы для нее заказали, помнишь? Так вот, она нашла ее слишком светлой и вернула нам с запиской к Таше, полной ярости. Но мы ничего не потеряли, так как тетушка у нас ее купила; так что мать и не подозревает, что она еще оказала нам услугу. Но какое своенравие». Пушкин распорядился не показывать записку роженице, чтобы не расстраивать. В письме теще о появлении на свет второго сына он сообщает: «Наталья Николаевна родила его благополучно, но мучалась дольше обыкновенного — и теперь не совсем в хорошем положении — хотя, слава богу, опасности нет никакой. Она родила в мое отсутствие, я принужден был по своим делам съездить во Псковскую деревню, и возвратился на другой день ее родов. Приезд мой ее встревожил, и вчера она прострадала».

На другой день, 16 мая, Пушкин навестил родителей, чтобы сообщить о рождении внука и поездке в Тригорское. При разговоре присутствовала Анна Николаевна Вульф, в приписке к письму родителей сообщившая Ольге: «Александр на несколько дней съездил в Тригор<���ское> и, воротившись, нашел жену свою разрешившуюся сыном — он говорит, что здесь ему невозможно жить и что ему надобно на несколько лет уехать в деревню, — но я не думаю, чтоб Натали на это согласилась».

Двадцать третьего мая Вяземский, которому после смерти дочери было тяжело посещать свою прежнюю квартиру, написал жене: «У Пушкина жена родила сына. Не могу собраться с духом и пойти к нему на нашу квартиру. Мне надобно было бы сходить туда сперва одному и выплакаться на свободе во всех углах, а особенно же в двух или трех. А теперь при родильнице нельзя». Наталья Николаевна в эти дни была совсем слаба, так что Пушкин даже отменил некоторые намеченные визиты. Так, 25 мая запиской он просит извинения у С. С. Хлюстина, что не может прийти к нему обедать, так как Наталья Николаевна вдруг почувствовала себя совсем плохо. Только в начале июня ей стало лучше, и она начала строить планы на лето, которое, как и в 1833 году, предстояло провести на Островах.

Последнего ребенка, дочь Наталью, жена Пушкина родила 23 мая 1836 года на Каменном острове, а через несколько часов, в полночь, когда все закончилось и роженица уснула, вернулся Александр Сергеевич. Появление на свет дочери совпало с днем рождения ее деда Сергея Львовича. На следующий день, в воскресенье, Пушкин поздравил жену и «вместо червонца» преподнес ей ожерелье, переданное Нащокиным.

Наталья Александровна стала последним ребенком Пушкиных. Теперь отец, рифмуя, мог перечислять своих чад: «Машка, Сашка, Гришка, Наташка». Еще в середине января Пушкин писал князю Вяземскому: «Мое семейство умножается, растет, шумит около меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать, и старости нечего бояться. Холостяку в свете скучно: ему досадно видеть новые, молодые поколения; один отец семейства смотрит без зависти на молодость, его окружающую. Из этого следует, что мы хорошо сделали, что женились». Так в прозе Пушкин, по сути, повторяет и развивает то, что сказал в элегии«…Вновь я посетил…», обращаясь к «трем соснам»:

Светские расходы требовали больших средств, которых не было. 27 января 1832 года Пушкин дал присягу и дважды — как коллежский секретарь и как титулярный советник — подписал «Клятвенное обещание», а также «Обязательство о непринадлежности к тайным обществам» и «Расписку в чтении указа Петра 1» о неразглашении служебных тайн. Служба должна была в какой-то мере решить его материальные дела, но до получения первых денег из казны было еще далеко. Пушкин вынужден был занимать.

В январе того же года он обращается к М. О. Судиенко с просьбой ссудить ему 25 тысяч рублей на три или по крайней мере на два года. Ранее Пушкин уже брал у него деньги в долг, который он возвратил два года назад. Вновь обращаясь к нему, Пушкин вводит его в курс дела: «От карт и костей отстал я более двух лет; на беду мою я забастовал, будучи в проигрыше, и расходы свадебного обзаведения, соединенные с уплатою карточных долгов, расстроили дела мои».