Наталья Горбачева - Оптинские старцы

Сведения о последних днях Толстого очень скупы: сквозь «железное кольцо» изоляции проскользнуло лишь несколько фраз, дошедших через окружавших писателя на смертном одре толстовцев. Религия Толстого, поставленная перед лицом смерти, не дала ему успокоения. «Ну, теперь шабаш, все кончено!.. Не понимаю, что мне делать? — были последние трагические фразы Толстого. — Вот и конец, и нечего!»

«Ужасное впечатление произвело на меня, когда он сказал громким и убежденным голосом: «Надо бежать», — вспоминал сын писателя Сергей. Ночью Толстой стал стонать, метаться на постели, вскакивать, рано утром скончался — без примирения с Церковью, без исповеди и напутствия Святыми Дарами — причастием. Еще за тридцать лет до смерти Толстой писал: «От чего и куда я убегаю? Я убегаю от чего-то страшного и не могу убежать. Я вышел в коридор, думая уйти от того, что мучило меня, но оно вышло за мной и омрачило все… «Да что за глупости, — сказал я себе, — чего я тоскую, чего боюсь?» — «Меня! — неслышно отвечает голос смерти. — Я тут!» Мороз подрал меня по коже. Да, смерть! Она придет! Она, вот она! А ее не должно быть. Я лег было, но только улегся, вдруг вскочил от ужаса. Жутко, страшно! Все тот же ужас, красный, белый, квадратный». Писатель гениально изобразил боязнь смерти нераскаянного…

Другая смерть у праведника, который жаждет соединения со Христом на Небесах. Через три года после Толстого отошел в вечность преподобный Вар-сонофий. Перед смертью ему пришлось пережить тяжелое испытание. В самой Оптиной намечался бунт против старчества с требованием закрытия скита. Бунтовали новые, пришедшие из предреволюционного мира монахи, желавшие захватить в свои руки начальственные должности. К ним примкнули и некоторые недальновидные миряне. О. Варсонофий умиротворил 300-головую братию и настоял на удалении из обители зачинщиков бунта. Их жалоба и донос нашли в Синоде благоприятную почву. Была назначена ревизия, следствие вел епископ Серафим, будущий святитель, новомученик Российский, который обелил о. Варсонофия. Однако дело отзыва его из Оптиной где-то уже было решено.

В 1912 году Святейший Синод принял решение перевести 67-летнего старца настоятелем в Старо-Голутвин монастырь с возведением в сан архимандрита. Со слезами, коленопреклоненно прощалась Оптина со своим старцем. Он же мужественно переносил скорбь разлуки, благоустраивал крайне запущенный новый для него монастырь, куда вскоре, как в Оптину, стал стекаться за старческим советом народ. Здесь о. Варсонофий исцелил глухонемого юношу.

День за днем в трудах выше человеческих сил, изнемогающий от многочисленных мучительных недугов, преподобный проводил последний год жизни. «Вот здесь место моего упокоения, мне недолго осталось жить, — говорил он. — Исполняется последняя заповедь блаженства: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня».

Кончался март 1913 года, и истекал счет 365 дням выезда из Оптиной, с которым должна была совпасть и кончина о. Варсонофия, по прискорбному пророчеству 120-летней блаженной Паши Саровской из Дивеевского монастыря. Любимые ученики старца, окружавшие смертный его одр, жадно ловили каждое его слово. «Не угашайте духа, но паче (больше) возгревайте его терпеливой молитвой и прилежным чтением святоотеческих и Священных Писаний, очищая сердце от страстей, — завещал умирающий старец. — Лучше соглашайтесь подъять тысячу смертей, чем уклониться от Божественных заповедей Евангельских и дивных установлений иноческих. Мужайтесь в подвиге, не отступайте от него, хотя бы весь ад восстал на вас и весь мир кипел на вас злобой и веруйте: Близ Господь всем призывающим Его во истине».

1 апреля, ровно через год, он предал душу свою в руки Господа, Которого возлюбил всем сердцем своим и ради Которого распинал себя до последней минуты. Святейший Синод благословил похоронить старца в родной Оптиной пустыни.

О. Варсонофий обладал и поэтическим даром. Его наставления мудры и благозвучны, стихи полны духовной и словесной красоты…

«Вся жизнь есть дивная тайна, известная только одному Богу. Нет в жизни случайных сцеплений обстоятельств, все промыслительно. Мы не понимаем значения того или иного обстоятельства. Перед нами множество шкатулок, а ключей к ним нет».

«Посещайте храм Божий, особенно в скорби: хорошо встать в каком-нибудь темном уголке, помолиться и поплакать от души. И утешит Господь, непременно утешит. И скажешь: «Господи, а я-то думал, что и выхода нет из моего тяжелого положения, но Ты, Господи, помог мне!»

Исчезнет без следа твоя печаль,

И ты увидишь, полный изумленья,

Иной страны сияющую даль,

Страны живых, страны обетованья…

Старцу оптинскому Анатолию (Зерцалову) было немногим за 60, когда в 1885 году послушником в скит поступил 30-летний Александр Потапов, выходец из старинного московского купеческого рода. Через три года его постригли в рясофорного монаха, а еще через семь лет — в манатейного, с наречением нового имени Анатолий. Старца Анатолия (Зерцалова) уже год как не было на свете, и о. Анатолия (Потапова) стали называть Младшим.

Сразу же после определения его в скит о. Анатолий стал келейником у о. Амвросия — вместе еще с одним иноком Нектарием, также будущим великим старцем. Преподобный Амвросий, провидя их совместное старческое служение в последующие годы, часто посылал их друг к другу за разъяснением в различных духовных вопросах, приучая к духу сотрудничества и советования.

Будучи еще келейником преподобного Амвросия, о. Анатолий уже проявлял благодатные дары — прозорливости и особенной, Христовой ко всем любви. О самых первых шагах старчествования о. Анатолия сохранилось воспоминание одной учительницы, духовной дочери о. Амвросия. Она часто ездила в Оптину и однажды пригласила с собой знакомую, которая очень неохотно поехала, говоря: «Ну что теперь в Оптиной! Это когда-то были старцы, а нынче их уж больше нет!» Приехала в монастырь, сходила на службу и после отправилась сразу в гостиницу, ничего не желая знать о ските. Через несколько дней эта дама, нарядно одевшись, решила прогуляться по направлению к скиту. Подошла к воротам и села с книгой на лесенке хибарки, в которой старец принимал женщин. Тут келейник о. Амвросия, вышедший за водой к колодцу, спросил ее смиренно и ласково: «Откуда ты, раба Божия?» — «Вот они, эти хваленые монахи, сразу пристают с вопросами», — с гневом подумала она и отвернулась в гордом молчании. Инок Александр, набрав воды, возвратился, подошел к даме и стал сам рассказывать, кто она, откуда, а потом напомнил ей такое, что хотелось забыть навсегда. Дама подумала, что про нее разболтала ее спутница. Но келейник стал рассказывать то, о чем ни одна душа живая не знала. Тут только дама сообразила, что перед ней стоит не обычный монах, повалилась в своих нарядах прямо ему под ноги и воскликнула: «Вы святой!» Так был положен конец недоверию и ярким нарядам в неположенном месте и возникла доверчивая любовь к дорогому батюшке…