Елена Обоймина - Свет земной любви. История жизни Матери Марии – Елизаветы Кузьминой-Караваевой

Софья Борисовна рассказывала:

По счастью, эта большая работа (около пяти метров в длину!) все-таки сохранилась до наших дней и находится в одном из православных монастырей Англии…

По Парижу шла добрая молва о воскресных обедах матушки Марии. Зайти в столовую пообедать мог любой человек с улицы. На обед полагалось бесплатно одно, но сытное блюдо. Иногда это был густой суп, иногда каша либо макароны с редким вкраплением мяса. Люди выстраивались в молчаливую очередь, входили партиями в столовую, получали еду, обедали и, поблагодарив устроителей, уступали место следующим. Никаких проповедей и благодарственных молитв никто не произносил: было не до этого. Человеческий поток здесь не иссякал с утра и до трех часов пополудни.

Как всегда, рядом с матерью Марией трудились и дети – Гаяна и Юрий. С самого начала, когда матушка организовала свой дом для бедных, дочь много помогала ей по хозяйству (одно время даже заведовала кухней и столовой в общежитии на рю Лурмель).

Гаяна Кузьмина-Караваева поддерживала контакты со своими сверстниками, исповедовавшими вполне левые убеждения. Судя по всему, никакого реального представления о подлинной жизни в Советском Союзе она и ее друзья не имели. Да и откуда было взяться таким реальным представлениям? Гаяна отличалась невероятной живостью, напоминая по характеру свою мать в ее молодые годы. Сама мать Мария образно говорила о дочери, что это был «пир огня и света».

Гаяна

В июне 1935 года в Париже открылся 1-й Конгресс писателей в защиту культуры. Для участия в его работе в составе группы советских писателей приехал и Алексей Толстой. 23 июня «красный граф», как его называли на родине, громогласно объявил с трибуны о «рождении в Советском Союзе нового гуманизма». Алексей Николаевич принадлежал к тем людям, кто мастерски умел лакировать политическую обстановку в Стране Советов. Эту способность писателя советское руководство искусно использовало в качестве «наглядной агитации» для заманивания в СССР писателей, деятелей культуры, философов.

Разумеется, мать Мария не могла не встретиться со старым другом. Если бы знала она, какой материнской трагедией в итоге обернется для нее эта встреча! Возвращаясь домой, писатель захватил с собой Гаяну, давно мечтавшую вернуться на родину, о которой у нее остались, очевидно, только теплые детские воспоминания. Мать напутствовала свою девочку стихами, представляя ее библейской голубкой, вылетающей на волю в поисках суши после Великого потопа…

Как видим, делалось все из самых лучших побуждений: писатель пожалел дочь своей давней хорошей знакомой, которая «жила в нечеловеческих условиях», «была лишена права работы». Умной девочке (в октябре исполнится 22), к тому же коммунистке, необходимо было окончить какое-нибудь учебное заведение, получить профессию. Что касается условий ее проживания в СССР, то Толстой мог позаботиться и об этом. Членам семьи писателя было не привыкать к тому, что в их шумном доме постоянно кто-то обитал: дети любвеобильного Толстого от всех браков (вот и упомянутая в письме Марьяна – его дочь от Софьи Дымшиц), какие-то дальние родственники, бесчисленные тетушки… Роскошный барский дом рабоче-крестьянского «графа» в Детском Селе всегда отличался открытостью и хлебосольством. Здесь было много всяческой прислуги и даже, по дворянскому обычаю, лакей. Так почему бы не появиться там и еще одной девушке со странным именем Гаяна?

Пасынок Толстого Федор Волькенштейн вспоминал:

Место работы Гаяны Федор Волькенштейн запамятовал: она работала в Ленинграде на макаронной фабрике не то электриком, не то на должности электрика.

Молчаливость и замкнутость этой девушки, упоминаемые пасынком писателя, по-видимому, объяснялись тем, что она оказалась в совершенно чуждой ей обстановке – не такой, о которой мечталось в далеком Париже. Сыновья Толстого, Никита и Дмитрий, вспоминали Гаяну как милую, чистосердечную, приветливую и веселую девушку, в то же время очень наивную. В доме Толстого то и дело проводились всевозможные розыгрыши, и такая простушка, как Гаяна, оказалась здесь как нельзя кстати. «Ее можно было легко ловить на любой крючок», – откровенно признавался Никита Толстой.

Похоже, таким же образом рассуждали не только члены семьи Толстого. Однажды вечером вскоре после приезда в Детское Село Гаяну вызвали на улицу. Неизвестный человек сообщил ей «по секрету», что местные троцкисты хотят установить связь со своими единомышленниками на Западе. Не могла бы она им поспособствовать? Гаяна, вернувшись домой, чистосердечно рассказала обо всем Толстому. Писатель посоветовал ей обратиться… к сотруднику НКВД, жившему в их же доме. Гаяна послушно последовала его совету. Этим, к счастью, дело и закончилось. Возможно, это была проверка или провокация, организованная самой же службой НКВД.