Валентин Бадрак - Стратегии счастливых пар

Истинные отношение проверяются не столько жизнью, сколько смертью. А ведь последние семь лет жизни уже практически полностью слепого Сартра окутывало тепло преданности Симоны. И в эти годы спутница оставалась для него «его ясным умом», «товарищем, советчиком и судьей». О ментальной силе Симоны де Бовуар можно судить даже по такому, казалось бы, курьезному факту: Франсуаза Саган, фактически ее последовательница во взглядах и частая собеседница Сартра, старательно избегала встреч с ней…

Порой создается впечатление, что их платоническая связь претендует на то, чтобы возвыситься над всеми остальными формами взаимоотношений мужчины и женщины, ибо с презрительным снисхождением вытесняет секс и не замечает быта. Вдвоем они казались отрядом, боевым подразделением, добровольно брошенным на утверждение каких-то абсурдных и противоречащих морали теорем. Главное, что они дали друг другу, – удовлетворение претензии на самодостаточность, возможность полной самореализации. Блеск одного дополнял блеск другого, вместе они ослепляли миллионы современников, ведь невозможно не реагировать на неожиданную вспышку света, невозможно не замечать взрыва, игнорировать явную аномалию. «Его смерть разлучает нас. Моя не соединит нас снова. Просто великолепно, что нам было дано столько прожить в полном согласии».

Пять десятков лет совместно-раздельной семейно-неверной жизни, в которой они опирались на духовную силу друг друга, питались сходным миропониманием и сумели сохранить восхищение друг другом. Это были полвека радостного поклонения абсурду ради необузданной свободы и безграничной славы. Лукавили ли они? Играли ли они с миром в угоду созданным в общественном сознании виртуально призрачным образам эдакой величественно эпатажной, непредсказуемой пары, стоящей в стороне от всей Вселенной и упивающейся своими непостижимыми для остальных отношениями? Скорее всего, так оно и есть. Но правда заключается и в том, что их мировосприятие было искривленным с самого начала, словно они сами себя видели отраженными в кривом зеркале – даже не в зеркале, а в металлическом шаре, на котором изображения растекаются сюрреалистическими блинами. Они не были способны на обычное человеческое счастье в понимании среднего человека, но приспособили мир к себе, объединившись, нашли ему замену, близкий по форме эрзац вместо реального плода. Достойная ли это замена, не возьмется судить никто, но они и не претендовали на эталон счастья, они лишь раздвинули пределы восприятия его возможности.

Андрей Сахаров и Елена Боннэр резко контрастировали с окружающим их миром. Едва ли не каждый шаг выдающегося физика-ядерщика, которого называли «патриархом водородной бомбы», и его жены-бунтовщицы неизменно вызывал бурный резонанс мирового уровня, сравнимый разве что с его знаменитым открытием. Сахаров и Боннэр подкупали чрезвычайной общественно-политической активностью, порой шокирующими способами борьбы, которые сделали их известными повсеместно на планете и доказали, что любой подвал безнадежности имеет окошко надежды. Беспримерная активность во имя служения идее свободы стала их общим полем самореализации и потому объединила навечно.

Обывателям они казались не от мира сего, представителями какого-то другого племени, свободно выросшего на необитаемом острове, а потом вдруг вырванного оттуда с корнями и помещенного в огромный стеклянный резервуар советского режима с его паучьими законами. Эти законы они смело отвергали, но, отвергая, стали походить на зверя, которого травят. В таком состоянии поддержка внутри сообщества единомышленников, и особенно внутри семьи, была им так же необходима, как кислородная подушка задыхающемуся больному. Семья становилась практически единственной спасительной средой, которая продлевала жизнь, вселяла надежду на то, что усилия спасения мира предприняты не зря, что борьба не тщетна, а человек способен на многое, если сумеет сосредоточиться.

Соединив свои судьбы, связав жизни в единый пучок, Сахаров и Боннэр создали связку, подобную альпинистской двойке, где при преодолении сложных горных склонов один неизменно страхует другого и берет на себя ответственность за спасение друга, иногда даже ценой собственной жизни. Именно так порой ставился вопрос в их жизни, в которой были и отвесные стены, и падения в пропасть, и гигантские, бездонные трещины. Они были нужны друг другу как две преданные друг другу души, что гораздо больше, чем объединившиеся для совместной жизни мужчина и женщина. Но такая форма единения в идеологическом союзе тем более интересна, поскольку двое увлечены одной мистической целью, смотрят на одну и ту же звезду, применяют для решения задач одинаковые формулы.

Для формирования мятежной души крупного калибра равно необходимы и бестрепетный дух, и обширные знания. Великие оппозиционеры взращиваются долго, вызревают и цветут подобно дубам, одевающимся листвой много позже остальных деревьев. Могучая сила влияния – одна из самых выдающихся потенций человеческого интеллекта – рождается во времени, проходя длительный путь от вопроса без ответа до полного синтеза окружающего мира. Андрей Сахаров, несомненно, приобрел такую силу, осторожно впитывая в себя всю сформированную до него мощь коллективного сознания, суммарных знаний о сущем, смешанных с неоспоримым действием инстинкта самосохранения человека. Чтобы отважиться выступить против режима, нужно было многое понять, многим проникнуться, многим пожертвовать. Елена Боннэр взяла себе в этом сценарии непростую роль сподвижника, телохранителя, а также еще и роль регулировщика и поводыря в одном лице, беспристрастно указывающего верный, с ее точки зрения, путь. Присутствие рядом такого волевого и дерзкого человека мягкому и вместе с тем принципиальному Сахарову было крайне необходимо: вклад Боннэр в его борьбу с властью был сродни работе хорошего бруска, вовремя оттачивающего лезвие. И она играла самодостаточно, самоотверженно и где-то самовлюбленно, как актриса театра, но всегда с осознанием необходимости Сахарову. И ей он был нужен: и как человек, умеющий говорить добрые утешающие слова, и как громкая личность, щит от многих стрел власти. Каждый поодиночке выполнил бы свою миссию, но никогда это не вышло бы так полно, так масштабно, нешаблонно и содержательно, как в их совместной смертельной игре.