Валентина Мирошникова - 50 знаменитых чудаков

Кроме страсти к различного рода бизнес-проектам, у Кокорева было еще одно увлечение, а именно – организация банкетов. На банкетах чудак-предприниматель обожал «сказывать речи, столь сильные, что блюстители порядка должны были вообще принять укротительные меры против красноречия целовальника». После одного из застолий, где Василий Александрович произнес тост за людей, которые будут содействовать выходу «из кривых и темных закоулков на открытый путь гражданственности», его вызвал московский генерал-губернатор Закревский. Явившемуся пред ясные очи сановника возмутителю спокойствия было сделано строгое внушение за выпады против дворянства, а затем правительство вообще запретило обеды с речами. Однако Кокорев не унимался. Тогда Закревский послал в Петербург жалобу шефу жандармов князю Долгорукову. Именно в пику Закревскому Кокорев и решил начать выпускать памфлеты собственного сочинения… В дальнейшем неугомонный купец выпустил несколько книг на экономические темы. Эти труды, написанные простым и понятным языком, наглядно демонстрируют высочайший уровень экономического мышления автора-самоучки. Незадолго до смерти Кокорев закончил книгу-завещание «Экономические провалы по воспоминаниям с 1837 года». Так вот, эту работу по достоинству, можно сказать, оценили только в наши дни, так как она представляла собой детальнейший анализ всех экономических ошибок Российского государства в течение 59 лет…

Еще одной страстью Кокорева, очень ценившего живопись, было стремление бескорыстно поддерживать отечественных мастеров кисти. Он часто давал деньги молодым художникам на образовательные поездки в Европу. А незадолго до конца жизни купец-меценат организовал для русских живописцев «Академическую дачу» в Тверской губернии.

23 апреля 1889 года Василий Александрович Кокорев скончался, оставив по себе добрую память. По сути, он подарил отечеству нефтяную промышленность, построил на свои деньги железные дороги на Урале и на Дону, возвел несколько крупных храмов, создал солидный коммерческий банк. Позднее собрание живописных полотен Кокорева стало основой знаменитой Третьяковской галереи и Русского музея. А еще на память потомкам остались книги Василия Александровича… Проводить его в последний путь пришли единоверцы предпринимателя – поморы-староверы. Толпа людей в необычных для столицы старорусских одеяниях вынесла из особняка Кокорева на полотенцах дубовый гроб. Василий Александрович завещал похоронить себя по старому обряду, так что последнее пристанище этого необычного человека не имело ни единого гвоздя, поскольку было просто выдолблено в стволе дерева. Гроб на руках отнесли до Малой Охты и предали земле на территории фамильного захоронения Кокоревых в восточном углу кладбища. И еще один маленький штрих: чтобы не дробить свое состояние, которое, по мнению Кокорева, должно было служить России, все свои деньги он завещал не сыновьям, а жене…

Русский поэт и переводчик, автор стихотворений, од, поэм и пр., а также первого стихотворного перевода на русский язык «Илиады» Гомера, «Золотого осла » Апулея и других произведений мировой литературы.

За блестящий перевод древнегреческой «Илиады» современники назвали Кострова «российским Гомером». Он был большим чудаком и горьким пьяницей. Все старания многочисленных друзей и влиятельных покровителей поэта уберечь его от этой пагубной страсти оставались тщетными. О чудачествах Ермила Ивановича ходили многочисленные байки. Вот некоторые из них.

Императрица Екатерина II, прочитав перевод «Илиады», пожелала видеть Кострова и поручила И. И. Шувалову привезти его во дворец. Иван Иванович, которому хорошо была известна слабость Ермила, позвал его к себе, велел одеть на свой счет и убеждал непременно явиться к нему в трезвом виде, чтобы вместе ехать к государыне. Поэт обещал, но в назначенный день и час его, несмотря на тщательные поиски, нигде не смогли найти. Шувалов отправился к Екатерине на прием во дворец один и объяснил ей, что Костров не мог воспользоваться ее милостивым вниманием по случаю будто бы приключившейся внезапной и тяжкой болезни. Государыня выразила сожаление по этому поводу и поручила Ивану Ивановичу передать знаменитому стихотворцу от ее имени тысячу рублей.

Только спустя две недели Костров явился к Шувалову.

– Не стыдно ли тебе, Ермил Иванович, – сказал ему с укоризною Шувалов, – что ты променял дворец на кабак?

– Побывайте-ка, Иван Иванович, в кабаке, – отвечал Костров, – право, не променяете его ни на какой царский дворец!

Некоторое время знаменитый поэт жил у И. И. Шувалова, где занимался переводом древнегреческих произведений. Домашние Шувалова почти не замечали его в доме, как домашнюю кошку, к которой привыкли. Однажды к Шувалову зашел приятель и, не застав его дома, спросил: «А дома ли Ермил Иванович?» Лакей отвечал: «Дома; пожалуйте сюда!» – и привел его в задние комнаты, в девичью, где девки занимались работой, а поэт сидел в их кругу и сшивал разноцветные лоскутки. На столе возле него лежала вверх переплетом открытая книга Гомера. На вопрос гостя, чем это он занимается, переводчик ответил очень просто: «Да вот девчата велели что-то сшить!» – и продолжил свою работу.

Ермил Иванович Костров родился около 1750 года в крестьянской семье. По другим данным, он появился на свет в 1755 году в селе Синеглинское Вятской губернии. Талантливый юноша учился в Вятской семинарии, затем изучал богословие в московской Славяно-Греко-Латинской академии. Оттуда, не желая, видимо, становиться церковнослужителем, перешел в университет, который окончил в 1777 году со степенью бакалавра. Выпускник при содействии поэта М. М. Хераскова был назначен официальным университетским поэтом и стал членом Общества любителей учености при этом учебном заведении.

Еще будучи семинаристом, Ермил напечатал «Стихи св. прав. Синода конторы члену Новоспасского ставропигиального монастыря архимандриту Иоанну» (Москва, 1773). Затем студент Славяно-Греко-Латинской академии сочинял издававшиеся отдельно эпистолы и хвалебные стихи архиепископу Платону, князю Потемкину, Шувалову, императрице России Екатерине II и др. Мелкие оды начинающего поэта, богатые церковно-славянскими формами и заимствованными у Гомера и Оссиана сравнениями и метафорами, появлялись отдельными брошюрками на каждый торжественный случай. Другие стихотворения Костров помещал в «Московских Ведомостях», «Зеркалах Света», «Приятном и полезном препровождении времени», «Аонидах» Карамзина (1796) и пр.