Валентина Мирошникова - 100 знаменитых тиранов

Вынужденный из-за происков инквизиции покинуть Феррару, Кальвин проездом оказался в Женеве и задержался там. В этом городе он нашел благодатную почву для своих проповедей. Известные по всей Европе зажиточные женевские суконщики, меховщики, башмачники горячо поддержали новые идеи. Городской магистрат принял созданный Кальвином проект церковного устройства.

Постепенно город начал менять свой внешний облик. Исчезло пышное церковное убранство, в чисто вымытых храмах поселилась скука. Горожане в черных и коричневых одеждах слушали длинные и скучные проповеди пасторов – так стали называть священников новой церкви. Были запрещены все народные и даже церковные праздники, не тронутые другими реформаторскими церквами, – Рождество, Обрезание, Благовещение и Вознесение. Для отдыха народу оставили только воскресенья, но и эти дни все горожане обязаны были проводить в церкви. Дома женевцев время от времени подвергались обыскам, и горе той семье, где находили кружевной воротничок, вышитый чепчик, украшение или, не дай бог, книгу. Ослушников подвергали штрафам, публичным наказаниям, тюремному заключению, а то и вовсе изгоняли из города. После девяти часов вечера никто не имел права появляться на улице без специального разрешения городских властей. Все должны были ложиться спать, чтобы с раннего утра заняться работой.

В Европе Женева приобрела репутацию «святого города», а Кальвина стали называть «женевским папой». Однако в самом городе его дела обстояли совсем не так благополучно. Постепенно стала усиливаться оппозиция, которая к 1538 г. получила большинство в органах городского управления. Сторонники Кальвина были удалены из магистрата, а сам богослов изгнан из города. Реформатор направился в уже знакомый ему Страсбург, где принял гражданство, записавшись в цех портных. Вскоре он возглавил общину французских эмигрантов и ввел там строгую нравственную дисциплину.

Если бы Кальвин был просто ученым богословом, пусть даже очень известным, пожалуй, его карьера на этом бы закончилась. Но кроме богословского таланта, он, несомненно, обладал и качествами крупного политического деятеля. Находясь в изгнании, он начал активно участвовать в многочисленных религиозных собраниях, конференциях и сеймах – во Франкфурте, Гагенау, Вормсе, Регенсбурге – и своей крайней неуступчивостью в отношении католиков создавал себе репутацию непримиримого борца с католицизмом.

В Страсбурге Кальвин решил обзавестись семьей и попросил друзей найти ему невесту. Вскоре выяснилось, что жених очень разборчив. Он отверг ряд кандидатур, считая девушек слишком увлеченными светскими утехами. Наконец Жан остановил выбор на Иделетте Штордер, бедной вдове с тремя детьми. Свадьба состоялась в сентябре 1540 г., и супруги зажили в полном согласии. Иделетта была тихой, скромной женщиной и боготворила своего ученого мужа. Его же, по-видимому, вполне удовлетворяло такое поклонение. Немаловажны были и те удобства, которые обеспечивала жена в полном соответствии с представлениями Кальвина о месте женщины в обществе. Но так продолжалось всего девять лет. Иделетта быстро угасла, возможно, потому, что не была счастлива. По свидетельству автора десятитомного труда «Женщины и короли» Ги Бретона, злые языки утверждали, что «великий реформатор предпочитал мальчиков». Этому, однако, противоречит тот факт, что у супругов было несколько собственных детей, умиравших через несколько месяцев после рождения.

Живя в Страсбурге, Кальвин не упускал из поля зрения Женеву, поддерживая постоянные связи со своими сторонниками. К осени 1540 г. они вновь одержали верх в магистрате и направили своему кумиру письмо с предложением вернуться. Кальвин принял предложение и в сентябре вместе с семьей прибыл в Женеву. В честь этого события женевцы преподнесли богослову сюртук стоимостью 8 талеров.

Через некоторое время в городе по требованию Кальвина была создана консистория – нечто среднее между трибуналом инквизиции и светским судом, – состоявшая из 12 старейшин и 8 пасторов. Они, пользуясь огромной властью, разбирали проступки граждан перед верой, постоянно совершали обходы по домам, знали все о частной жизни сограждан, выносили приговоры.

Кальвин же превратился в настоящего диктатора. Он знал все обо всех в городе, держал в руках все нити городского управления, назначал и смещал пасторов, также, как и ректоров вновь образованного коллежа, вел дипломатическую переписку, редактировал по своему усмотрению политическое, судебное и полицейское законодательство Женевы, писал различные инструкции, даже для пожарных и ночных сторожей.

На месте прежде веселого жизнерадостного города возникло теократическое государство, где граждане имели только два права – молиться и работать. Ослушникам грозила смертная казнь – даже за супружескую измену или пощечину, данную младшим старшему. Во время допросов широко практиковались пытки. Детей заставляли свидетельствовать против родителей. В городе действовала целая армия шпионов и доносчиков. Примечательно, что Кальвин, очень довольный результатами своего труда, и сам не гнушался доносить на сограждан в консисторию. Тюремному заключению подвергались извозчики, обругавшие собственную лошадь. Известен случай, когда в тюрьму попали три кожевника, осмелившиеся съесть за завтраком 3 дюжины пирожков.

Жесткие порядки в городе не могли не вызывать противодействия. К 1547 г. в Женеве появилась сильная оппозиционная партия «перринистов», стремившаяся к сокращению личного влияния Кальвина. Пасторов стали публично оскорблять на улицах, демонстративно нарушались всякие запреты. Доклады и жалобы самого Кальвина часто оставляли без последствий. В 1553 г. перринисты получили перевес в органах городского управления, и возможно, «женевскому папе» пришлось бы туго, но тут помог случай.

В Женеву прибыл испанский философ, богослов и ученый Мигель Сервет, которому человечество обязано открытием системы кровообращения. Как-то он выпустил в свет богословский труд, опровергавший основные положения кальвинизма. По доносу «женевского папы» ему пришлось бежать из Франции в Италию. По дороге он решил навестить Женеву, чтобы послушать своего оппонента. Сервет не предполагал, как далеко может зайти Кальвин в своей ненависти. Задолго до этих событий тот заявил, показывая на портрет испанца: «Если этот человек когда-либо появится в Женеве, он отсюда живым не уйдет». Кроме того, Кальвин решил использовать прибытие Сервета в политических целях и объявил, что ученый прибыл в город, чтобы возмущать народ против священной частной собственности. Сервет был схвачен, и, несмотря на протесты из реформистского лагеря Европы, обвинявшего Кальвина в непозволительной жестокости, ученого сожгли. Он стал первым в ряду многочисленных жертв протестантов, которые со временем научились сжигать инакомыслящих с таким же рвением, как и католики. Стоит заметить, что на счету самого Кальвина числится 50 жертв, сожженных в течение четырех последних лет его правления.