Михаил Паджев - Через всю войну

Впервые за время отхода нас ожидала заранее подготовленная оборона. В песчаном грунте прямо у берега были вырыты окопы полного профиля, укрепленные ивовыми прутьями. Сверху тоже имелись покрытия - плетенные из жердей козырьки. Окопы для станковых пулеметов выглядели еще более солидно и походили на дзоты. Бревенчатые накаты надежно защищали людей от пуль и осколков.

Сразу у железнодорожного моста заняли окопы пограничники девятой заставы во главе с политруком Эдельштейном. Ближе к понтонному мосту расположились наша десятая и одиннадцатая заставы. Дальше занимал оборону младший лейтенант Тихомиров со своими бойцами. В районе понтонного моста обосновались пограничники четвертой комендатуры под командованием заместителя коменданта по политчасти старшего политрука Якова Потапенко. Капитан Андрианов вновь убыл, на этот раз в разведуправление 38-й армии. Левый фланг по берегу реки прикрывал кавэскадрон старшего лейтенанта Евстафьева. На нас была возложена задача охранять и оборонять мосты и обеспечивать порядок при передвижении через них частей Красной Армии.

Утром следующего дня к Каневу подошли три бронекатера Пинской военной флотилии. Они стали у небольших островов близ железнодорожного моста в излучине Днепра. На станцию прибыл бронепоезд. Другой бронепоезд находился в тылу, в Леплявском лесу. Через некоторое время в стыке между нашей и девятой заставами расположился взвод крупнокалиберных зенитных пулеметов. С воздуха переправу прикрывало звено истребителей.

Нигде нас не поддерживало столько огневых средств, как здесь, никогда еще так тщательно не были оборудованы наши окопы, траншеи и ходы сообщения. Перед нами лежал широкий водный рубеж. А впереди, за Каневом, были еще наши части. Правда, вражеская авиация беспрерывно бомбила станции снабжения 26-й армии Лепляво и Золотоношу, однако нас и мосты фашисты не трогали. Видимо, они рассчитывали в будущем воспользоваться переправами.

Прошла неделя. Бойцы успели привыкнуть к новой для них жизни. Они научились спать и есть в окопах, коротать в них досуг. Питаться мы стали вполне сносно. Каждый день старший лейтенант Регеда подвозил в термосах горячую пищу. К концу недели нам привезли даже газету. Правда, это была не центральная, а только армейская газета, но и ее мы прочитали с огромным интересом. Небольшой газетный листок переходил из рук в руки, из окопа в окоп. Его затерли до дыр.

Помню тот вечер. Солнце давно опустилось за горизонт, лишь у самого края неба багрянились облака. Ветерок пролетел над Днепром, взвихрил воду. Потом набежал на берег, прошумел в кустах, поднял сухую песчаную пыль, погнал ее к воде. Так повторилось несколько раз. Наконец ветер стих. Наступила ночь. Я ворочался с боку на бок на прогревшемся за день песке и вспоминал только прочитанное в газете: "В течение дня на ряде участков Западного направления противник, используя большое количество моторизованных войск и авиацию, не считаясь с огромными потерями, пытается развивать наступление против наших войск. Атаки немцев наталкиваются на упорное сопротивление частей Красной Армии. На Юго-Западном направлении немцы продолжают вводить в бой новые силы. Противодействуя врагу, наши части сдерживают наступление противника и наносят ему значительный урон".

Не одолев бессонницу, я решил проверить службу нашего охранения. В стрелковых отделениях все было в порядке, часовые докладывали четко, а вот у станкопулеметчиков сержанта Смолянца все спали. Я разбудил Смолянца и сделал ему необходимое внушение. Потом, выбравшись из траншеи, направился к понтонному мосту. Так, переходя от одного окопа к другому, я встретил утро 30 июля.

Розовело небо. Стояла абсолютная тишина. Вода в Днепре, казалось, остановилась. В серой дымке рассвета я увидел сидевшего на бруствере сержанта Михайлова. Присел рядом, и мы стали любоваться утренней рекой, всплесками проснувшейся рыбы. Незаметно над водой поплыл приглушенный урчащий гул. Мы не могли понять, что это. Потом в этот гул ворвался шум моторов трех наших "ястребков", вынырнувших из-за Леплявского леса. Стоявший по ту сторону моста бронепоезд заворочал башнями, направляя стволы орудий на дорогу, подходившую к городу. Туда же развернули пушки и бронекатера. Сержант Михайлов, я и подошедший к нам пограничник Макаров всматривались вдаль, но ничего, кроме клубящихся столбов пыли над дорогой, не видели. Тогда мы прошли к железнодорожному мосту и взобрались на него. Растянувшейся длинной колонной к Каневу двигались фашистские войска: танки, бронетранспортеры, машины с пехотой. Гитлеровцы, по-видимому, не рассчитывали встретить тут серьезного сопротивления.

Как только голова колонны приблизилась к нашей обороне, воздух потрясли сильные взрывы. Всей мощью своих орудий обрушились на врага бронепоезда и катера Пинской флотилии, а из Леплявского леса через наши головы ударила по врагу тяжелая артиллерия. Дорогу заволокло гарью. Занялась пламенем пшеница, кругом стоял отчаянный треск и грохот. Гитлеровцы бросали горящие машины и танки. А орудия бронепоезда продолжали посылать снаряд за снарядом прямой наводкой. В орудийный гул врезалась пулеметная трескотня. Это пулеметчики маневренной группы расстреливали вражескую пехоту. Так продолжалось около часа. Не выдержав, противник стал поспешно отходить. Мне и сейчас, через годы, слышится перекрывающий гул артиллерийской канонады взволнованный голос сержанта Михайлова:

- Смотри, Макаров, смотрите все, как умеют драпать фашисты, когда на их пути становится равная сила!

Мы смотрели на дымящуюся, охваченную пламенем дорогу и думали: если бы у нас все время была такая артиллерийская поддержка, столько боеприпасов, если бы не только у Канева, а на каждом рубеже на пути фашистов вставал такой огневой заслон, никогда бы гитлеровцам не удалось занять ту территорию, которую они захватили в начале войны. В тот последний день июля у каневских мостов через Днепр мы отчетливо осознали, что мы можем бить фашистов.

Мощный огонь, которым встретили защитники Канева фашистских завоевателей, неудача при попытке овладеть городом и переправами с ходу, по-видимому, всполошили гитлеровское командование. Весь следующий день над нашей обороной висели вражеские самолеты-разведчики, пытаясь засечь артиллерийские позиции.

Однако бронепоезда - эти кочующие батареи - и бронекатера так искусно маневрировали и маскировались, что немцам не удалось обнаружить их. В первые дни боев за днепровские переправы они были неуязвимы для противника.

Утром 2 августа с немецкой педантичностью через нашу оборону полетели целые косяки "хейнкелей" и "юнкерсов". Сделав разворот, они обрушились на станцию Лепляво и Леплявский лес. Бомбардировщики пикировали с воем и визгом. Над станцией поднялись песчаные смерчи. Летели обломки сосен. Беспрестанные взрывы корежили и ломали лес. Загорелись пристанционные постройки.