Михаил Паджев - Через всю войну

Остаток дня и ночь мы провели в лесу. Здесь нас разыскали хозяйственники отряда и помыли в походной бане. Впервые со дня отхода с границы сменили белье. Стало известно, что наш отряд переформировывается в 94-й пограничный полк. Командиром его назначен майор Врублевский, военкомом полка - батальонный комиссар Авдюхин, начальником штаба - майор Дейнего. Начальника отряда майора Босого отозвали в штаб охраны тыла 26-й армии.

Из нашей третьей комендатуры создали роту, командиром которой назначили капитана Рыкова, а его заместителем по политчасти - старшего политрука Майорова. Командирами взводов стали младший лейтенант Симонов из маневренной группы, командир хозяйственного взвода лейтенант Белоцерковский и я.

Наша рота прибыла в местечко Драбов, находившееся примерно в семидесяти километрах от каневских переправ. Там мне вручили мандат No61 от 25 августа 1941 года. "Предъявитель сего, - говорилось в нем, - лейтенант Паджев Михаил Григорьевич 94-го пограничного полка НК8Д по охране войскового тыла 26-й армии ЮЗФ имеет право: на проверку документов у всех военнослужащих, следующих в полосе действия 26-й армии, и гражданского населения, задерживать и проверять проходящий гужевой и автотранспорт, всех проходящих и проезжающих без соответствующих документов и передавать в органы НКВД или в свою часть. Всем партийным, советским учреждениям и организациям просьба оказывать содействие". Подписали мандат майор Врублевский, комиссар Авдюхин и майор Дейнего.

Так началась наша служба в тылу 26-й армии. 25 августа батальоны полка вышли на рубеж Хоцки - Гельмязово - Золотоноша, расположенных на шоссейной дороге, ведущей из Киева в Черкассы, километрах в пятидесяти восточнее Днепра. Для охраны отводился участок более ста километров. Штаб полка располагался в центре - в Драбове.

В войсковом тылу 26-й армии в это время особую активность проявляли шпионы-сигнальщики, действовавшие в основном в районах станций снабжения Золотоноша и Гребенка. Как только туда прибывали воинские эшелоны, об этом становилось известно противнику. Не успевали войска выгрузиться - появлялись немецкие бомбардировщики. Эшелоны приходили обычно ночью. Шпионы-сигнальщики наводили самолеты на цели ракетами. Урон от этого был довольно велик. Кроме того, агенты распространяли всевозможные слухи, сеяли панику.

Пограничники быстро освоились с задачами, которые возложило на них командование. При поддержке местных партийных и советских организаций, а также при активной помощи жителей сел мы ликвидировали немало разведывательных групп врага. Бойцы и командиры не знали сна и отдыха, выполняя свои новые обязанности. Они прочесывали леса, балки, поля, выходили на задание по каждому сигналу.

Однажды под вечер наш взвод оказался в небольшом селе где-то неподалеку от станции Гребенка. Весь день до этого мы прочесывали лес в поисках подозрительных лиц, и бойцы изрядно устали. Но не успели мы расположиться, как послышался гул моторов. Приближались немецкие самолеты. И в этот момент над станцией вспыхнула красная ракета, за ней другая. Воздух потрясли взрывы. Что-то загорелось в Гребенке. Небосвод озарился пламенем пожарища.

Всю ночь взвод искал шпионов-сигнальщиков. Пограничники прочесывали поля, перелески, спрашивали людей в селах, выясняя, нет ли посторонних. Но безрезультатно. Уже часов в десять утра мы подошли к какому-то селу, остановились у крайней хаты. Объявили привал. И тут подошла женщина и сказала:

- Товарищи, с утра я работала в городе, а когда возвращалась, увидела на дороге двух мужчин. Заметив меня, они скрылись в подсолнухах. Мне это показалось странным.

- Где вы заметили этих людей?

- Да вот там, за селом, - показала она рукой в сторону от дороги.

Женщина вывела нас проулком в поле. Пограничники быстро оцепили посевы подсолнуха и стали их прочесывать. Вскоре бойцы Писакин и Елисеев обнаружили двух мужчин, лежавших на земле. Те, однако, тоже заметили пограничников и бросились бежать. Пришлось открыть огонь. Неизвестные остановились.

Один был высок ростом, широкоплеч, с загоревшим, почти бронзовым, лицом, лет тридцати. Другой, наоборот, небольшого роста, щупл, можно сказать подросток. На вопрос, почему они оказались в подсолнухах, старший ответил, что зашли по нужде.

- Почему же бежали от бойцов?

- Да испугались, - отозвался мужчина. - Подумали, что это не красноармейцы, таких фуражек мы никогда не видели.

- А документы у вас есть?

- А как же. - И детина, засунув руку за пазуху, достал справку.

В бумаге значилось, что он и его сын эвакуируются в тыл страны.

- И это все?

- Все. Проклятый немец разбомбил наш эшелон, все документы сгорели.

Тут подошли пограничники Дмитриев и Макаров.

- Товарищ лейтенант, вот шли по их следу, смотрите, что нашли.

Дмитриев держал в руке пистолет системы "Вальтер", а Макаров - мешочек с патронами к нему.

- Это ваше?

- Что вы, - засуетился мужчина. - Зачем это нам?

Но как ни запирались задержанные, выдал их акцент. По справке они значились жителями Житомирской области, а разговаривали как гуцулы из Прикарпатья, уж их говор я знал хорошо. Вот акцент свой они никак не могли объяснить. Задержанных передали в соответствующие органы, где они сознались, что по заданию немцев пускали ракеты на станции. И действительно, после этого уже не вспыхивали в ночном небе ракеты над станцией Гребенка.

В короткий срок в тылу 26-й армии пограничники навели необходимый порядок.

Казалось, что наконец наступило затишье. Тем более что пришел приказ капитально устроиться со взводом на хуторе Коврай. Определили и участки, в пределах которых мы должны были организовать службу. Этот маленький хуторок, утопавший в зелени садов, разместился где-то в треугольнике городов Дубны, Гребенка, Золотоноша на берегу извилистой, с топкими берегами речушки. Колхозники радушно встретили нас. Пришли мы на хутор в теплый и тихий воскресный день. Во взвод как раз прибыло пополнение - пограничники некоторых застав четвертой комендатуры во главе со старшим сержантом Дебедевым. По такому случаю сельчане организовали в саду ужин, а так как большинство из них были женщины, то после ужина начались танцы. Теплота августовского дня, тишина, танцующие пары напомнили тот субботний вечер на заставе, когда Иван Беляев играл на гармошке, а утром Максим Скляр произнес то страшное слово война. Теперь война вот уже больше месяца идет по нашей земле и успела унести и Максима Скляра, и Ивана Беляева, и многих наших однополчан. Люди продолжали веселиться, а я, как и тогда, в последний предвоенный вечер, ставил задачу нарядам, только теперь выходившим на охрану тыла 26-й армии.

Обстановка на фронте, однако, складывалась неблагоприятно. Противнику удалось форсировать Днепр у Кременчуга и Черкасс, а также обойти Киев с севера. Гитлеровские войска полукольцом охватывали находившиеся под Киевом наши армии. Мы ничего не знали об этом и продолжали нести службу. Но кое о чем все же можно было догадываться. По вечерам хорошо была слышна артиллерийская канонада в нашем глубоком тылу, полыхали там и зарева пожарищ. Нет, это не походило на бомбежки. Это был отзвук жестокого наземного боя. И как-то пограничники Макаров и Дмитриев, улучив момент, спросили меня: