Теодор Гладков - Менжинский

На большом эмигрантском собрании 18 марта 1909 года Менжинский слушал речь Ленина о годовщине Парижской коммуны. Ленин выразил страстную уверенность в том, что русские революционеры не повторили бы ошибок Коммуны, что, по его, Ленина, мнению, пролетариат, взяв власть, должен быть решителен и, если нужно, беспощаден к врагу. Менжинский вместе с другими большевиками аплодировал этим словам Ленина.

Наряду с работой в редакции «Пролетария» Менжинский посещает лекции в Сорбоннском университете, бывает на собраниях парижских рабочих организаций, продолжает работать над своим романом из жизни военной организации. Он много занимается в публичной библиотеке, изучает историю рабочего движения во Франции и Германии, высшую математику, китайский, японский, а также неизвестные ему европейские языки — финский, датский, норвежский, шведский, испанский, итальянский…

По-прежнему он живо интересуется всем, Что происходит в России. Приходя в клуб «Пролетария» или публичную библиотеку, он первым долгом просматривает русские газеты. Однажды в «Московских ведомостях» в № 50 за 3 марта он прочел следующее объявление:

«На основании 951 ст. XXIV кн. СВП 1869 года, изд. 3-го Петербургским Военно-окружным судом разыскивается дворянин Вячеслав Менжинский; 35 лет, православный, поляк, обвиняется по 1 ч. 102 ст. Угол. Уложения. Всякий, кому известно его местопребывание, обязан указать суду. За Председателя Военный судья генерал-майор Спешнев».

Это же объявление было напечатано в «С.-Петербургских ведомостях» и в «Сенатских объявлениях».

История с объявлением в крупнейших российских газетах о розыске Менжинского имела не только начало, но и довольно занятный конец, о чем сам Вячеслав Рудольфович вряд ли знал. Дело в том, что газеты, поместив объявление о розыске Менжинского, потребовали за это платы. И началась переписка, которая длилась до… начала мировой войны! Московский комитет по делам печати 10 марта 1909 года, то есть через неделю после опубликования объявления, направил в Петербургский окружной суд отношение, в котором просил за опубликованные в № 49, 50 и 51, 1, 3 и 4 марта «Московских ведомостей» объявления «о сыске Менжинского уплатить пять руб. 76 коп., которые комитет покорнейше просит выслать полным числом…» (чего доброго, суд еще обманет комитет!).

Председатель суда генерал Мухин обратился в Московское окружное интендантское управление с просьбой об ассигновании Московскому комитету по делам печати пяти рублей 76 копеек. Но интенданты — народ прижимистый. Покорнейшую просьбу генерала не исполнили. Московский комитет по делам печати вновь обратился к суду с просьбой «уплатить пять руб. 76 коп. за напечатание объявления о розыске Менжинского» и одновременно написал жалобу на суд в Министерство народного просвещения. Последнее вступило в тяжбу с судом и направило ему 22 августа и 12 сентября 1913 года требование уплатить за публикацию о сыске Менжинского уже только «три руб. 12 коп.». После всех этих настойчивых просьб Петербургский окружной суд 12 марта 1914 года в распорядительном заседании вынес постановление: «судебные издержки, в том числе за объявления в газетах, иметь в виду при рассмотрении дела о скрывшихся обвиняемых Бубнове, Харике… Менжинском…»

Но… плакали царские денежки! Менжинский был недосягаем для царского суда. Он продолжал жить в Париже и работать против суда, против царя.

Весной 1909 года Менжинский в кафе Д'Орлеан, где частенько собирались эмигранты-большевики, встретился с Иосифом Федоровичем Дубровинским, большим другом сестры Менжинского, Людмилы. Дубровинский передал приветы от сестер, рассказал историю своего ареста и побега из вологодской ссылки.

Выданный провокатором «Люсей», агентом охранки по кличке «Ворона», Дубровинский был арестован в Петербурге, на Варшавском вокзале, когда он собирался выехать за границу. После непродолжительной отсидки в Петербургском доме предварительного заключения Дуб-ровинского выслали в Вологодскую губернию. Пробыв в Вологде месяц на положении ссыльного, он вновь был арестован, закован в кандалы и посажен в тюрьму. Здесь Дубровинскому объявили, что его сошлют в далекий Печорский край.

4 февраля 1909 года Дубровинского с этапной командой направили в Усть-Сысольск. А через три дня вологодские жандармы получили из Петербурга телеграмму: «…вчера выехала в Вологду без наблюдения для свидания с Дубровинским Людмила Рудольфовна Менжинская; ее приметы: 32 года, темная шатенка, среднего роста, плотная, лицо полное, круглое, одета: меховая шляпа вроде панамы, плюшевый жакет с меховым воротником, синяя юбка, меховая муфта».

Менжинская не застала Дубровинского в Вологде. Узнав от товарищей, что он этапом отправлен в Соль-вычегодск через Котлас, Людмила Рудольфовна в тот же день села в петербургский поезд. Жандармы поторопились известить департамент полиции: «Менжинская выехала обратно в Петербург».

Но жандармы действительно поторопились. Ночью в Череповце Людмила Рудольфовна пересела во владивостокский экспресс, доехала до Вятки, здесь пересела на котласский поезд и приехала в Котлас. Этапная команда ссыльных, в которой находился и Дубровинский, к этому времени тоже достигла Котласа. Через местных большевиков Менжинская связалась с Дубровинским, передала ему железнодорожный билет, деньги и паспорт и выехала в Петербург. Дубровинский, совершенно больной, с большим трудом добрался до русско-германской границы, благополучно пересек ее и через Германию приехал в Париж. Здесь благодаря заботе и вниманию Ленина и Крупской он быстро поправился и включился в партийную работу.

Встреча Менжинского с Дубровинским произошла во время острой борьбы ленинцев с отзовистами. Дубровинский горячо защищал ленинскую тактическую линию. Менжинский вяло и неохотно ему возражал, говорил, что думская фракция не ведет классово-пролетарской линии, что члены фракции своими выступлениями только дискредитируют партию, что фракция с думской трибуны должна выступить так, чтобы ее вышибли из думы.

В июне 1909 года состоялось расширенное заседание редакции газеты «Пролетарий». Основными вопросами совещания были вопросы борьбы с отзовистами, за дальнейшее сплочение большевиков на платформе марксизма-ленинизма.

Совещание решительно осудило отзовизм-ультиматизм как антипартийное течение, подчеркнув, что большевики должны вести самую решительную борьбу с этими уклонениями от пути революционного марксизма.

Участники совещания подтвердили правильность ленинской линии на сближение с меньшевиками-партийцами и осудили позицию лидеров отзовизма, которые вели агитацию за созыв чисто большевистского съезда. Совещание предостерегало, что агитация за чисто большевистский съезд объективно ведет к расколу партии. Наконец по решению совещания А. Богданов (Максимов) был фактически исключен из рядов большевистской организации.