Леонид Млечин - Холодная война: политики, полководцы, разведчики

Студентов просили, не привлекая к себе внимания, ходить на лекции и сообщать все, что покажется подозрительным, выявлять среди преподавателей либералов, радикалов и коммунистов-преподавателей. В офисе повесили большую карту Соединенных Штатов и завели список сомнительных профессоров. Деньги на эту работу находились, потому что полным-полно было консервативных фондов, готовых финансировать борьбу с мировым коммунизмом…

Когда в феврале 1983 года американская делегация прилетела на похороны Юрия Андропова, эксперты по Советскому Союзу даже не знали, был ли он женат, — настолько мало было о нем известно. На похоронах они впервые увидели его вдову.

Нового генерального секретаря Черненко в Вашингтоне знали еще хуже. И опять же не подозревали о том, как сильно он болен. Рейган строил планы в отношении Константина Устиновича: « 22 февраля 1984 года, среда. Мы с госсекретарем Шульцем обсуждали дела с Советами: как мы должны реагировать на мягкий тон Черненко в беседе с Шульцем. У меня есть хорошее ощущение, что я должен обсудить с ним наши проблемы один на один и попытаться убедить его в том, что Советы много приобретут, если присоединятся к семье народов».

Через десять дней, 2 марта, записал в дневнике: «Секретное совещание с участием посла в Москве Хартмана. Обсуждали план установления контактов с Советами. Я убежден, что настало время мне встретиться с Черненко в июле. Мы собираемся начать с контактов на министерском уровне — обсуждать темы, которые были заморожены после того, как сбили корейский самолет».

Рональд Рейган писал письма трем руководителям Советского Союза — Брежневу, Черненко и Андропову. С каждым хотел встретиться и поговорить. Не удалось, все трое были слишком больны, чтобы найти в себе силы для поездки в Соединенные Штаты на переговоры. Как он выразился, «они умирают, не дождавшись встречи со мной».

«Меня разбудили в четыре часа утра и сообщили, что умер Черненко, — пометил в дневнике Рейган 11 марта. — Я задумался над тем, надо ли мне ехать на похороны. Инстинкт говорит: нет. Джордж Шульц пытался меня переубедить, но не сумел. Не думаю, что он на самом деле хочет, чтобы я ехал…

Есть сообщения, что Горбачев возглавит Советский Союз».

1 апреля 1985 года Рейган принимал Джеймса Бакли, президента радиостанции «Свободная Европа». Бакли принес Рейгану письмо от женщин, которых держали в советских лагерях за правозащитную деятельность. Они сумели передать на свободу послание, написанное на крохотных листочках бумаги, которые можно было прочитать только под микроскопом.

— Черт побери, Советский Союз — это империя зла! — взорвался Рейган. — Надо сказать об этом вновь.

— Я могу вас процитировать? — уточнил Джеймс Бакли.

— Конечно! Я уверен, что русский народ — дружелюбный, симпатичный, теплый народ. Но система — варварская!

Особенно в Москве возмутились, когда Рональд Рейган позволил себе «шутку» сомнительного свойства.

«Во время подготовки моего обычного субботнего радиообращения, — вспоминал президент, — когда проверяли уровень звука, я, полагая, что никто меня не услышит, пошутил насчет Советов. Но радиостанция уже включила запись, вывела ее в эфир, и возник международный скандал».

Президентская «шутка» звучала так:

— Я только что подписал распоряжение, объявляющее Советский Союз вне закона…

Появление в Кремле Михаила Сергеевича Горбачева все изменило. Горбачев поставил перед собой задачу покончить с холодной войной, помириться со вчерашними врагами, сократить ядерные вооружения и не тратить на армию столько денег. Ему нужны были добрые отношения с теми, кто раньше считался главным врагом, чтобы создать условия для прогресса внутри страны, вывести Советский Союз из враждебного окружения, уменьшить давление на него, дать возможность заняться внутренними делами.

Вот поэтому Рейган и Горбачев, хотя и не сразу, поняли друг друга.

Во время первой встречи в ноябре 1985 года в Женеве элегантный Рональд Рейган в одном костюме вышел навстречу немного провинциальному Михаилу Горбачеву, который появился в шапке, шарфе, теплом пальто и даже выглядел старше Рейгана.

Разговор в Женеве был пристрелочным. Встреча в октябре 1986 года в исландском городе Рейкьявике обрела исторический характер.

Рейган считал аморальным держать мир на крючке ядерного противостояния и был готов к радикальному сокращению ядерных арсеналов. Ко времени встречи Горбачева и Рейгана ядерное оружие существовало уже сорок лет. Обе страны привыкли к нему, строили на ядерном основании свою военную и внешнюю политику. Рейган отправил Горбачеву написанное от руки письмо в семь страниц с предложением вообще избавиться от ядерного оружия.

В Рейкьявике руководители Советского Союза и Соединенных Штатов фактически договорились идти к миру без ядерного оружия с серьезным сокращением обычных вооружений.

«За полтора дня, — вспоминал Рейган, — мы с Горбачевым добились такого прогресса в сокращении вооружений, от какого и сейчас дух захватывает. Мы с Джорджем Шульцем просто не верили тому, что происходит. Мы приходили к потрясающим договоренностям. Я ощущал, что происходит нечто значительное».

Помощники не были готовы к такому повороту событий и сомневались в правоте своих лидеров. Всю ночь они пытались перевести эти исторические договоренности на дипломатический язык. Впервые царила атмосфера сотрудничества. Секретарь ЦК Александр Николаевич Яковлев вспоминал, как он был на стажировке в Колумбийском университете. Начальник Генерального штаба маршал Сергей Федорович Ахромеев рассказал советнику президента по национальной безопасности Джону Пойндекстеру, как во время Второй мировой он ел американские консервы и ездил на американских грузовиках «студебеккер», поставленных по ленд-лизу.

Государственный секретарь Джордж Шульц считал, что Рейган не прав, но не посмел ему возразить: «Он — президент. Он дважды побеждал на выборах. Он никогда не скрывал своего взгляда на ядерное оружие. Как я могу останавливать его, если он высказывает те мысли, в которые он верит и которые помогли ему победить на выборах?»

Окончательного соглашения не достигли из-за Стратегической оборонной инициативы. Горбачев требовал запретить разработку противоракетного оружия. Рейган столь же упрямо отстаивал право вести разработку и проводить испытания. Выступая по телевидению, он говорил:

— Господин генеральный секретарь хотел убить стратегическую оборонную инициативу. Но я обещал нашему народу, что никогда на это не пойду и никогда не лишу нашу страну противоракетного щита.

Но беспокоиться Горбачеву было не о чем. За три недели до приезда Горбачева в США, в декабре 1987 года, конгресс, принимая военный бюджет, на треть сократил расходы на противоракетную оборону и запретил испытания в космосе.