Леонид Млечин - Ленин. Соблазнение России

Один из министров не выдержал:

— На фронте хаос, неприятель приближается к сердцу России, а господин Янушкевич заботится только о том, чтобы отвести от себя ответственность за происходящее. Его постоянное желание — «установить свое алиби»…

В Думе выступил лидер партии кадетов Павел Николаевич Милюков:

— Евреи сделались предметом систематического издевательства. Нельзя иначе назвать, господа, то огульное обвинение целой нации в предательстве и измене, которое не может быть оправдано отдельными случаями шпионства, наблюдавшегося среди пограничного населения всех национальностей.

Когда пошли распоряжения о прекращении выселения, военные стали брать заложников, которые должны гарантировать лояльность местного населения. Социал-демократ Николай Чхеидзе заявил в Думе:

— У евреев отнимают в качестве заложников их почетных общественных деятелей. Я спрашиваю вас: доходила ли какая-нибудь власть до такого цинизма, чтоб своих подданных брать в качестве заложников? Я утверждаю, что это беспримерное явление в истории.

23 августа 1915 года император принял на себя верховное командование. Министры опасались, что неудачи на фронте подорвут авторитет императорского дома. 18 августа Янушкевича сменил генерал Михаил Васильевич Алексеев, командовавший Северо-Западным фронтом. Он был куда более талантливым военачальником, чем Янушкевич. Таких поражений, как в 1915 году, русская армия уже не терпела.

«Я не могу вам сказать, как я доволен Алексеевым, — отзывался о нем Николай II. — Какой он сознательный, умный и скромный человек и какой он работник».

Но поиск виновных внутренних врагов был уже неостановим. Шпионов искали в высшем обществе. Осенью пятнадцатого года в измене обвинили бывшего военного министра Владимира Александровича Сухомлинова. После этого уже кого угодно можно было заподозрить в предательстве. И через год обвинение в измене предъявили царской семье, правительству и генералитету в целом.

1 ноября 1916 года в Государственной думе депутат от партии кадетов Павел Николаевич Милюков заявил, что правительство намерено заключить сепаратный мир с Германией. Каждый пункт обвинений царскому правительству Милюков заканчивал словами: «Что это — глупость или измена?» И эта фраза точно молотом била по голове.

Разговоры о германофильстве императрицы Александры Федоровны, намеки на прямое предательство двора были следствием самодержавной системы управления, когда любое назначение на высшие посты определялось монаршей волей. А подозревали всегда худшее.

После отречения императора, в марте семнадцатого, епископ Енисейский и Красноярский Никон (Бессонов) уверенно говорил:

— Монарх и его супруга изменяли своему же народу. Большего, ужаснейшего позора ни одна страна никогда не переживала. Нет-нет — не надо нам больше никакого монарха.

В Германии Россию считали слабым звеном, поэтому предлагали Петрограду сепаратный мир. Датский король Христиан X выразил желание стать посредником в мирных переговорах. Но Николай II отказался…

Генерал Константин Глобачев, последний начальник Петроградского охранного отделения, писал, уже будучи в эмиграции:

«Многие задают вопрос: правда ли, что Германия принимала участие в подготовке Февральской революции 1917 года. Я утверждаю: для Германии русская революция явилась неожиданным счастливым сюрпризом. Русская февральская революция была созданием русских рук».

Сепаратные переговоры с немцами первыми предложили не большевики, а военный министр во Временном правительстве Керенского тридцатилетний генерал-майор Александр Иванович Верховский, недавний командующий Московским военным округом. 19 октября 1917 года генерал Верховский предупредил кабинет министров:

— Народ не понимает, за что воюет, за что его заставляют нести голод, лишения, идти на смерть. В самом Петрограде ни одна рука не вступится в защиту правительства, а эшелоны, вытребованные с фронта, перейдут на сторону большевиков.

На следующий день на заседании комиссий по обороне и иностранным делам Предпарламента (Временный совет Российской республики — представительный орган всех российских партий до созыва Учредительного собрания) генерал Верховский рассказал о бедственном положении армии:

— Воевать мы не можем… Единственная возможность — самим немедленно возбудить вопрос о заключении мира. При всей нашей слабости мы связываем на фронте 150 неприятельских дивизий. Так что эта истощающая война нужна только союзникам.

Керенский в ночь на 22 октября сообщил по прямому проводу в Ставку:

«Я задержался необходимостью в спешном порядке реорганизовать высшее управление в военном министерстве, так как генерал Верховский сегодня уезжает в отпуск и фактически на свой пост не вернется, вызван этот отпуск его болезненным утомлением, на почве которого было сделано в последнее время несколько трудно объяснимых и весьма, по его собственному признанию, нетактичных выступлений… Выступления эти вызвали огромные недоразумения и даже переполох, так как были совершенно неожиданны даже для присутствующих на заседании членов Временного правительства…».

Военного министра обвинили в измене. Глава Временного правительства Александр Федорович Керенский отстранил его от должности. 24 октября 1917 года в Предпарламенте он говорил о большевиках:

— Организаторы восстания содействуют правящим классам Германии, открывают фронт русского государства перед бронированным кулаком Вильгельма и его друзей… Я квалифицирую такие действия русской политической партии как предательство и измену Российскому государству.

Но и Керенский, неустанно боровшийся с иностранной агентурой, утверждавший, что царская армия насквозь пронизана сетью шпионства, сам на подозрении! Через полвека с лишним англичане рассекретили меморандум министерства иностранных дел Великобритании от 23 октября 1917 года:

«До нас доходят слухи о том, что Керенский находится на жалованье у Германии и что он и его правительство делают все, чтобы ослабить и дезорганизовать Россию, приведя ее к положению, когда никакой другой курс, кроме сепаратного мира, будет невозможен… Если это вопрос подкупа, мы должны быть в состоянии успешно конкурировать».

После революции на счетах Керенского в различных банках нашли 1 174 734 рубля. Совнарком их конфисковал и «обратился ко всем, кто мог бы дать указания относительно источника этих сумм». Но выяснением, откуда у него такие деньги, заниматься не стали.

Вокруг одни шпионы… В работе на немцев в семнадцатом году обвиняли решительно всех. Что же нам думать? Либо и в самом деле все в России — от императорской семьи до руководства большевиков — были куплены немцами, что трудно предположить хотя бы в силу бедственного положения германского бюджета, либо — что ближе к истине — немецкие деньги не имели никакого отношения к событиям семнадцатого года.