Николай Богословский - Тургенев

Бакунин не захотел спуститься на берег, он предпочел дождаться часа отъезда в своей каюте на пароходе.

Я оставил его, и мне еще помнится его высокая, крупная фигура, закутанная в черный плащ и поливаемая неумолимым дождем; помнится, как он стоял на передней палубе судна и махал мне в последний раз своей шляпой, когда я входил в поперечную улицу».

Через несколько дней после приезда в Берлин Бакунин познакомился с Тургеневым. Они как бы протянули друг другу руки над могилой дорогого обоим человека с надеждой хоть отчасти возместить этим новым знакомством страшную для них утрату.

Натуры их были совершенно различны; насколько Иван Сергеевич был мягок, добродушен, уступчив, склонен к созерцанию, настолько Михаил Бакунин — энергичен, порывист, настойчив, деятелен.

Но противоположность характеров не помешала им очень быстро сблизиться и полюбить друг друга.

Бакунин главенствовал в этой дружбе не только потому, что был более волевым и целеустремленным, но и потому, что был почти на пять лет старше Тургенева.

Оба они с юношеской восторженностью готовы были без конца говорить о своих чувствах друг к другу.

«Я приехал в Берлин, — пишет Тургенев осенью 1840 года, — предался науке — первые звезды зажглись на моем небе — и, наконец, я узнал тебя, Бакунин. Нас соединил Станкевич — и смерть не разлучит. Скольким я тебе обязан, я едва ли могу сказать… Мои чувства ходят еще волнами и не довольно еще утихли, чтоб вылиться в слова…»

Тургенев любил записывать на книгах или на рукописях даты, которые он считал почему-либо особенно важными для себя. «Ты не поверишь, — обращается он к Бакунину, — как я счастлив, что могу говорить тебе — ты. У меня на заглавном листе моей «Энциклопедии» (Гегеля. — Н. Б.) написано; «Станкевич скончался 24 июня 1840 г.», а ниже: «Я познакомился с Бакуниным 25 июля 1840 г.». Изо всей моей прежней жизни я не хочу вынести других воспоминаний».

В свою очередь, Бакунин постоянно называет Тургенева в письмах того времени другом и братом, от которого у него нет и не может быть тайн.

Необыкновенная способность Бакунина заражать окружающих своим энтузиазмом, увлекать их в сферы высших интересов проявилась и тут. С удвоенной энергией погрузился вместе с ним Тургенев в занятия философией, историей и языками.

Они не расставались и во время прогулок. Анненков, приехавший в Берлин в 1840 году, вспоминал потом, что в первые же дни по приезде он встретил однажды вечером в одном из берлинских кафе на Унтерденлинден «двух русских высокого роста, с замечательно красивыми и выразительными физиономиями, Тургенева и Бакунина, бывших тогда неразлучными».

Поселившись бок о бок в одной квартире, они работали буквально целыми днями, с утра до позднего вечера. Отдыхая, усаживались за шахматную доску и с головой уходили в игру или проводили время в разговорах на самые разнообразные темы — серьезные и смешные, трогательные и грустные. Заспорят, бывало, и не замечают, как летят часы. Тургенев любил устраиваться у печки, а Бакунин — на диване. С жадным вниманием слушал Иван Сергеевич рассказы Бакунина о встречах его с Белинским, Станкевичем, Грановским, Герценом.

Неподалеку от квартиры, занимаемой Бакуниным и Тургеневым, поселилась приехавшая из Италии сестра Бакунина — Варвара Александровна, на руках которой скончался Станкевич.

Михаил Бакунин познакомил Тургенева с сестрой, и та сразу же прониклась большой симпатией к Ивану Сергеевичу. «Какая у него чистая, светлая и нежная душа», — говорила Варвара Александровна.

Она любила музыку, много занималась ею еще с детских лет и достигла в этой области таких успехов, что легко могла бы сделаться незаурядной исполнительницей, если бы целиком посвятила себя музыке.

У нее Тургенев и Бакунин не раз слушали бетховенские симфонии и квартеты в обществе профессора Вердера, его приятельницы Фроман, дружившей с семьей Гёте, критика Фарнгагена фон Энзе и других.

Новый, 1841 год друзья встречали у Варвары Александровны. Тургенев подарил ей в тот вечер тщательно переписанные им стихотворения Лермонтова, особенно понравившиеся ему: «Памяти А. И. Одоевского», «1 января», «Казачья колыбельная песня». «Дума», «Дары Терека», «Не верь себе», «Тучи», «Еврейская мелодия».

Хотя дружба Тургенева и Бакунина крепла день ото дня, она все же не обещала быть долговечной — слишком уж противоречив и труден был характер Бакунина. Мудрено было долго сохранять с ним ровные отношения. Сначала он покорял людей глубоким умом, богатством природных дарований, порывами сильной, мятущейся души, неустанным стремлением куда-то, но по мере того, как яснее проступали теневые стороны его натуры — себялюбие, деспотизм, пренебрежение к окружающим, друзья или отходили от него, или резко порывали с ним.

Безапелляционность суждений Бакунина, привычка бесцеремонно вмешиваться в чужие дела, руководить и поучать во что бы то ни стало вызывали протест почти у всех, кто соприкасался с ним. И только, пожалуй, самые близкие ему люди — сестры и братья — не хотели замечать отрицательных качеств его характера.

Их вера в старшего брата была непоколебима, и они добровольно и легко несли иго непререкаемого его авторитета.

Находясь в Берлине, Бакунин деятельно переписывался с родными, жившими в родовом имении Премухино в Тверской губернии. В письмах к сестрам и братьям он часто упоминал о Тургеневе, отзываясь о нем, как о дорогом ему человеке, дружбу с которым он считал счастливым событием в своей жизни.

Тургеневу он тоже нередко рассказывал о своих близких. Это была большая и очень дружная семья — шесть братьев и четыре сестры. Личная жизнь сестер сложилась неудачно. Старшая, Любовь Александровна, была невестой Станкевича, который затем усомнился в истинности своего чувства к ней. Создалась мучительно трудная ситуация: он не хотел разорвать отношений с невестой, понимая, что это убило бы болезненно восприимчивую и хрупкую девушку, но и поддерживать отношения больше не мог. Несчастье вывело его из затруднения: он заболел и, по настоянию докторов, должен был отправиться за границу для лечения.

Уехал Станкевич, не простившись с невестой, так как понимал, что свидание с нею заставило бы его высказаться начистоту. Любовь Александровна догадывалась о совершившейся в нем перемене. Разлука с любимым человеком и сознание неопределенности создавшегося положения сразили ее. У нее открылась чахотка, очень скоро приведшая к роковой развязке. В августе 1838 года она умерла. «В ней я потерял, — признавался Станкевич, — не ту, которую любил, но которой жизнь, может быть, сделал бы безотрадной. Судьба кончила все, как обыкновенно кончает: она разложила вину. Ее память освещает душу мою, которую сушила неестественность положения».