Николай Богословский - Тургенев

Другой драмой в семье Бакуниных был несчастливый брак Варвары Александровны, вышедшей замуж за тверского помещика Дьякова, которого она не любила и который был ей внутренне чужд. В 1838 году Варвара Александровна с трехлетним сыном уехала от мужа за границу.

Судя по всему, Варвара Александровна и Станкевич только уже после смерти Любови Александровны поняли, что любят друг друга. Примерно за месяц до смерти Станкевича, списавшись предварительно, они встретились в Италии.

Ивану Сергеевичу суждено было внушить сильное чувство третьей сестре Михаила Бакунина — его любимице, Татьяне Александровне. Но об этом речь впереди.

Рассказы и воспоминания Михаила Бакунина и Варвары Александровны о братьях и сестрах, о близких друзьях пробудили в Тургеневе живейший интерес к обитателям Премухина.

Еще задолго до отъезда из Берлина в Россию он просил Бакунина непременно дать ему письмо к своим. «Как хочется мне хотя бы увидеть их! Скажи им обо мне, как о человеке, который тебя любит; больше ничего».

И вот когда весною 1841 года, закончив слушание намеченного цикла университетских лекций, Тургенев стал готовиться к отъезду на родину, Бакунин написал своим братьям и сестрам, что друг его оставляет Берлин, возвращается в Россию и скоро будет в Премухине. «Примите его, как друга и брата, потому что в продолжение всего этого времени он был для нас и тем и другим, я уверен, никогда не перестанет им быть. После вас, Бееровых [13] Семейство орловского помещика Беера, владевшего имением Шашкино (неподалеку от Спасского), было связано давней дружбой с Бакуниными. и Станкевича он единственный человек, с которым я действительно сошелся. Назвав его своим другом, я не употреблю всуе этого священного и так редко оправдываемого слова… Он делил с нами здесь и радость и горе… Он не может вам быть чужим человеком. Он вам много, много будет рассказывать о нас и хорошего и дурного, и печального и смешного. К тому же он мастер рассказывать — не так, как я, — и потому вам будет весело и тепло с ним. Я знаю, вы его полюбите».

В Петербург Тургенев приехал на пароходе и, не задерживаясь здесь, отправился в Москву, где ждала его Варвара Петровна. Поездку в Премухино к Бакуниным Ивану Сергеевичу пришлось отложить до осени, потому что через несколько дней он вместе с матерью уехал из Москвы в Спасское на все лето.

Если в 1839 году радость свидания с родиной была омрачена зрелищем последствий пожара, то в этот приезд Тургенев до глубины души был опечален при виде следов губительной бесснежной зимы сорокового года, не пощадившей его «старых друзей», как он говорил, — его любимых дубов и ясеней. При жесточайших морозах до самого конца декабря не выпало снегу; зеленя все вымерзли, и много прекрасных дубовых лесов погибло.

Грустное чувство, с которым Тургенев въехал в хорошо знакомый ему Чаплыгинский лес, запечатлено в рассказе «Смерть». Куда девалась былая красота статных, могучих деревьев! «Засохшие, высились они над молодой рощей, которая «сменила их, не заменив».

С радостью встретили Ивана Сергеевича обитатели Спасского. Приезд его всегда был для них праздником. «Наш ангел, наш заступник едет», — говорили дворовые.

Все здесь помнили, как несколько лет тому назад Иван Сергеевич, приехав из Петербурга на рождественские каникулы и узнав, что матушка запродала дворовую девушку Лушу — первую рукодельницу на селе, — решительно воспротивился этому.

Он прямо заявил тогда матери, что торговлю крепостными считает варварством, несовместимым с человеческим достоинством, что, будучи законным наследником отца, он ни за что не допустит этой сделки. А Луша тем временем была укрыта с его помощью в надежной крестьянской семье.

Раздосадованная покупательница, соседняя помещица, обратилась к мценскому исправнику с просьбой помочь получить купленную ею «крепостную девку Лукерью». Она заявила исправнику, что молодой помещик «бунтует» крестьян.

Исправник, бывавший прежде в доме Варвары Петровны и всегда любезно ею принимаемый, прибыл в Спасское выполнить эту трудную миссию. В разговоре с исправником Иван Сергеевич отказался «выдать» Лушу. Варвара Петровна посоветовала тогда исправнику взять девушку силой. Но Тургенев с ружьем в руках встретил исправника и понятых на крыльце дома, в котором укрывалась Лукерья.

— Стрелять буду! — твердо заявил он понятым, вооруженным дубинками.

Понятые отступили.

Не зная, что предпринять, исправник обратился к Варваре Петровне, а та, видя, что дело принимает неприятный оборот, только рукою махнула: дескать, уплачу неустойку — и дело с концом.

Помнили в Спасском и о том, как настойчиво просил Тургенев мать о вольной Порфирию Кудряшеву. Еще до отъезда в Берлин вместе с Иваном Сергеевичем Кудряшев учился в фельдшерской школе, а за границей слушал лекции на медицинском факультете. Он стал домашним доктором у Варвары Петровны, и она считала, что уже одним этим оказала ему большую милость.

— Все это прекрасно, — говорил Иван Сергеевич — да сними ты с него ярмо! Клянусь, что он тебя не бросит, пока ты жива. Дай ты ему только сознание того, что он человек, а не раб, не вещь, которую ты можешь по своему произволу, по одному капризу упечь, куда и когда захочешь!

Однако убедить Варвару Петровну ему так и не удалось. Только после смерти матери Тургенев смог дать вольную Кудряшеву.

«Для меня лично, — пишет воспитанница Варвары Петровны, Житова, — приезд Ивана Сергеевича имел тоже большое значение. Во-первых, прекращались все уроки: он утверждал, что летом детям учиться вредно. Заступался он за меня и открыто, за дело ли, не за дело ли мне доставалось, и еще чаще слышалось добродушное «Vous gâtez la petite» [14] «Ты балуешь ребенка». из уст Варвары Петровны».

С нею произошла заметная перемена: она уже не гневалась без причины на всех и каждого, капризы и вспышки, столь частые прежде, будто рукою сняло.

Присутствие сына и раньше благотворно действовало на нее, а теперь, соскучившись за долгое время разлуки, она на радостях готова была во всем уступать ему, не знала, как и угодить своему Ванечке.

Она приказывала готовить его любимые кушанья, посылала то и дело во флигель к нему банки с любимым его крыжовенным вареньем, которым он угощал дворовых ребятишек, постоянно сновавших под окнами у него.

Иван Сергеевич безнаказанно совершал опустошительные набеги на «бакалейный шкаф», который стоял в каменной галерее, уцелевшей от пожара. Делал он это, конечно, не столько для собственной прихоти, сколько из желания позабавить матушкину воспитанницу.

Ключи от шкафа находились у старого слуги Михаила Филипповича, который был когда-то камердинером отца Тургенева, а теперь одряхлел, оглох и даже несколько тронулся.