Николай Богословский - Тургенев

Каждодневно по утрам строгая барыня в определенный час выслушивала в «собственной господской конторе» доклады домашнего секретаря, сообщения главного приказчика и бурмистра. Иногда вызывали дворецкого, а то и управляющего. Если Варвара Петровна была недовольна и замечала какие-нибудь непорядки в имении, она изливала на подчиненных свой гнев и возмущение. Когда она входила в контору, дожидавшиеся ее там секретарь, бурмистр и главный приказчик поспешно выпрямлялись и низко кланялись ей, а она усаживалась за ореховое бюро в кресло, стоявшее на возвышении, и повелительным движением руки делала знак секретарю, чтобы он начинал доклад.

На стене против ее бюро висел портрет Ивана Ивановича Лутовинова, которого она поставила себе в образец. На портрете он был изображен в лиловом французском кафтане со стразовыми пуговицами.

Подчиненные безошибочно угадывали, в каком расположении духа барыня: если что-либо начинало досадовать ее, она тотчас принималась быстро и нервно перебирать янтарные четки, и тогда все понимали: быть грозе…

Детские и юношеские воспоминания о жизни в Спасском глубоко запали в душу Тургенева и нашли потом отражение во многих его рассказах, повестях и романах. «Моя биография, — сказал он однажды, — в моих произведениях».

Отдельные черты характера Варвары Петровны угадываются в образах некоторых героинь Тургенева.

Вот старая помещица, рассерженная на дерзкую собачонку Муму: «До самого вечера барыня была не в духе, ни с кем не разговаривала, не играла в карты и ночь дурно провела. Вздумала, что одеколон ей подали не тот который обыкновенно подавали, что подушка у ней пахнет мылом, и заставила кастеляншу все белье перенюхать — словом, волновалась и «горячилась» очень».

Вот надменная Глафира Петровна, тетушка Лаврецкого, забравшая в свои руки управление имением брата. Вот властная бабушка в повести «Пунин и Бабурин», тоже не расстававшаяся с янтарными четками, как и барыня в «Собственной господской конторе».

Странно уживалось в Варваре Петровне бессердечие к подвластным ей крестьянам с любовью к театру, живописи, книгам и даже цветам. Цветы Варвара Петровна любила страстно. Она ревностно следила за своим садом, где были самые лучшие, самые редкие породы роз, гиацинтов, тюльпанов. На столике у нее постоянно лежала книга по цветоводству на французском языке, подаренная сыновьями Иваном и Николаем в день ее именин в 1825 году. Позднее Иван Сергеевич вспоминал, что нигде не встречал таких красивых цветов, как в Спасском. Но он помнил также, как жестоко обращалась мать с садовниками. «Их секли за все и про все. Конюшня была близко — и я все слышал. Как-то раз кто-то вырвал дорогой тюльпан. После этого всех садовников пересекли».

Трагически сложилась судьба одного из крепостных мальчиков, родившегося в Спасском, который обратил на себя внимание барыни незаурядными способностями к рисованию. Он был послан в Москву учиться живописи и так искусно овладел мастерством художника, что ему поручили расписывать потолок в Большом театре. А потом Варвара Петровна вытребовала его назад в деревню, чтобы он рисовал для нее цветы с натуры.

«Он их писал тысячами, — рассказывал Тургенев, — и садовые, и лесные, писал с ненавистью, со слезами… Они опротивели и мне. Бедняга рвался, зубами скрежетал, спился и умер».

Атмосфера самовластия, царившая в Спасском, рано пробудила в душе юноши непримиримую ненависть к крепостному праву. «Почти все, что я видел вокруг, возбуждало во мне чувство смущения, негодования, отвращения, наконец».

Варвара Петровна любила во всем строгий порядок и требовала, чтобы все делалось по часам. «Аккуратность — это мой девиз, — говорила она, — как нынче, так и завтра». Эта страсть к расписаниям, к регламентации, удивительно сочетавшаяся у Варвары Петровны с нетерпеливостью и порывистостью, ярко запечатлена Тургеневым в отрывке «Собственная господская контора».

Вставали в доме рано. Совершив утреннюю молитву, Варвара Петровна не преминет между первой и второй чашкой чаю погадать в спальне на картах; и, боже упаси, ежели выйдет дама пик — расстройство на весь день.

Верная установленному ею самой распорядку, Варвара Петровна не забывала делать в журнале запись о том, как прошел предыдущий день, затем писала на отдельных листках, кому из детей и домашних что делать: «От десяти до двенадцати утра — рыбная ловля», «От двенадцати до двух — игра или чтение»…

Потом приказывала мальчику на посылках призвать дворецкого, чтобы распорядиться по хозяйству, проверить расходы. Деревенские расходы известны: говядина, рыба, свечи, мыло, краски и «прочие вздоры», как любила она говорить.

Ровно в полдень раздавался на террасе звон колокольчика и голуби по звонку слетались клевать приготовленный им корм.

До обеда играла в карты со свекровью — та во время игры обычно волновалась, кряхтела: «Ох! ах! их!..» — и так до трех часов, когда появлялся старый буфетчик Антон и возвещал всегда одинаковым голосом и с одним и тем же выражением лица: «Кушанье поставили».

После обеда расходились кто куда. А Варвара Петровна запиралась в отдаленной комнате и читала до свеч. Она любила книги, особенно французских авторов, и была довольно начитанна.

По вечерам в зале главного дома, где были устроены сцена и хоры, ставились домашние спектакли, участниками которых были крепостные актеры, музыканты, танцоры и певчие. Иногда представления давались в саду. Смутно вспоминались впоследствии Тургеневу театральные подмостки в парке под деревьями, где в дни его детства разыгрывались пьесы для гостей при свете плошек и разноцветных фонариков.

Еще в девические годы Варвары Петровны поэт Жуковский приезжал несколько раз в Спасское из Белевского уезда Тульской губернии и в одном из домашних спектаклей играл роль волшебника. В кладовой родительского дома мальчиком Тургенев видел колпак волшебника с золотыми звездами, в котором выступал знаменитый поэт.

Дом был большой, просторный; и казалось, что в бесконечном лабиринте комнат можно легко заблудиться. В одной из них, рядом с детской, стояли черные шкафы домашней работы с застекленными дверцами. Там в беспорядке свалены были груды запыленных, изъеденных мышами старинных книг в темно-бурых переплетах — часть домашней библиотеки.

Тургеневу было лет восемь, когда пришла ему в голову мысль добраться до содержимого этих шкафов. Он сговорился с одним из дворовых людей, Серебряковым, страстным любителем стихов, и как- то ночью они взломали в шкафу замок. Взобравшись на плечи Серебрякову, мальчик с трудом извлек из шкафа две громадные книги. Одну он отдал своему соучастнику, который поспешно унес ее к себе, а другую спрятал под лестницей. Долго не мог уснуть в ту ночь маленький похититель, с нетерпением дожидаясь утра: так хотелось ему узнать, какие диковинные книги извлек он из заветного шкафа.