Леонид Муханов - В страну ледяного молчания

Уже с первого взгляда можно было заметить, что остров Визе совершенно другого строения, чем Земля Франца-Иосифа.

На поверхности острова были обнаружены породы, относящиеся к так называемым „сибирским тропам“ (изверженные породы, распространенные в Сибири). Можно поэтому заключить, что движение ледников в древнее время повидимому было в направлении от Таймыра к этой суше.

Внешний вид острова Визе однообразен. Остров возвышается всего на 15—20 метров над уровнем моря и тянется сглаженной равниной, изрезанной довольно значительными ручьями и реками, текущими к югу с одной стороны, к северному берегу — с другой. Равнинная поверхность острова местами изборождена речными долинами, которые отчасти можно отнести к рекам, переставшим существовать или изменившим свое направление.

Самая большая долина принадлежит одной из рек, берущих свое начало на водоразделе острова, простирающегося с запада на восток. Эта река течет в северо-восточном направлении и впадает в море на северном берегу.

Эту изумительную по красоте будущую базу для воздушных сообщений между Америкой, Европой и Японией через Северный полюс, расположенную в центральной части острова, мы назвали, по моему предложению, долиной „Комсомольской правды“,а резвую речку, бегущую по этой долине, — „Комсомолкой“. В конце обследования острова, в честь ЦК ВЛКСМ, сложили на одном из выдающихся холмов груду камней в рост человека и оставили записку с указанием направления к долине „Комсомольской Правды“. Тщательно обследовав в течение дня остров, мы по проторенному пути вернулись обратно.

Последней с острова пришла группа топографа Войцеховского. За 36 часов, проведенных без сна и отдыха, ей удалось необыкновенно точно нанести на карту очертания открытой суши.

В кают-компании героем дня был проф. Визе. Десятки приветственных телеграмм лежали на столе.

Дежурный радист Гершевич принес телеграмму от правительства:

„…Ледокол „Седов“. Нач. экспедиции Шмидту.

Успех продолжает сопутствовать экспедиции. Шлем сердечный привет Визе и глубокую признательность экипажу, научным сотрудникам за проведение труднейших обследований острова. С нетерпением ждем прибытия на Северную Землю.

Стальной трос, оплетенный вокруг ледяного стана розового ропака, извиваясь змеей, пополз обратно на палубу.

— Лево! На борт!

Ледокол „Седов“ обмял бортами серый лед и направился с запада в обход острова Визе.

Бледные, молчаливые многолетние торосистые поля в 9—10 баллов, стерегущие в течение неисчислимых веков девственность открытой суши, потрескивали зло и гулко.

Морские течения за время нашего похода к острову Визе нагнали к берегам огромное количество тяжелого льда. Кольцо на пути ледового броненосца замыкалось.

— Назад!..

Первый раз наш полярный Колумб — тов. Воронин решил отступить. Путь прегражден. Ледокол заметался, скрипя.

2400 лошадиных сил — 9600 копыт здоровых коней машинного отделения с остервенением бились внизу, стараясь в куски разбить перекоп Арктики. Лед тяжелел. Корпус дрожал.

— Полный назад!..

— Владимир Иванович, вам телеграмма из Архангельска:

„…Капитану Воронину.

Седьмой краевой съезд водников Севера поздравляет личный состав команды экспедиции с новым открытием, являющимся большим достижением страны Советов в области освоения далекого Севера. Съезд выражает уверенность, что задания правительства и трудящихся Союза экспедиция выполнит.

Архангельский помор стряхнул с каштановых усов мелкие сосульки, посмотрел с капитанского мостика на поле сражения.

— Задание правительства и трудящихся должно быть выполнено!

— Вперед!…

Задний ход освободил разгон.

„Седов“ рванулся, надавил приплюснутым носом первую льдину, скользнул по ней килем и с полного хода вклинился в береговой припай.

Положение серьезное. Сдержат ли шпангоуты натиск льда?

Ледокол, казалось, чувствовал волнение капитана. Он рвался вперед, но цепкие ледяные объятия, сжав его, сделали беспомощным.

За восемь часов непосильной работы продвинулись на два корпуса в сторону.

Траурная кайма береговой суши подвинулась к ледоколу.

— Расшибет о камни!..

Десятки раз обессиленный „Седов“ с разбегу налетал на ледяное препятствие и вновь отходил, расталкивая сверзающиеся льды.

Бессонная ночь состарила капитана.

— Право на борт!

— Так держать!

— Бить перемычку!

— Есть малый…

— Есть назад…

— Есть полный…

Трехметровый лед не поддавался натиску корабля.

Солнечное утро глумилось над нами. Высокие торосы блестели серебряной чешуей инея. Направо, совсем недалеко, темнела полоса голубого неба.

На доске объявлений висела свежая телеграмма-„молния“ из Москвы:

„…Шмидту. Mуханову.

Приветствуем вас, сотрудников, команду в героической работе. Благодарим за присвоение долине на открытом острове Визе имени „Комсомольской Правды“. Желаем дальнейших успехов.

„Седов“ во льдах.

К вечеру ледокол плотно засел во льдах.

Слово „зимовка“ стало все чаще и чаще повторяться среди команды.

Для экономии продовольствия был введен твердый паек. Ведь каждый час простоя увеличивал шансы зазимовать у пустынной суши, когда не закончена была еще основная работа — постройка дома для отряда Ушакова на Северной Земле.

Льды, громоздясь друг на друга, полезли по бортам на нижнюю палубу.

— Задание правительства под угрозой срыва…

— Товарищи, объявим аврал!

Команда, плотники, члены экспедиции с баграми спустились на лед, прибавили своей силы. Но работа не привела ни к чему.

Расталкиваемые льдины снова подходили к бортам. Команда краснофлотцев, объявившая себя ударной, освободила было правый борт. В это время напор перешел на левый бок. Все силы сосредоточились там. Как хорошо было участвовать в работе, помогать такой большой махине вырваться из ледяных сетей!

Капитан разрешил пользоваться паровой лебедкой. Сколько радости было у каждого, когда общими усилиями подточенная ледяная гора вытягивалась из-под ледокола!

Работа подвигалась крайне медленно, зато время летело незаметно. Наш повар, „профессор общественного питания“ тов. Малявкин с бутербродами обходил работающих.

— Подкрепитесь!

Ели тут же, стоя на льду. Бригада Московского, только что закончившая трудную вахту в кочегарке, пришла на помощь.

Ночью на три четверти разомкнули ледяной обруч, стягивающий наш корабль. Напрасно винты в бесконечном биении поднимали за кормой зеленую воду: она пенилась, кипела, била родником, — ледокол попрежнему был крепко зажат.