Михаил Пантелеев - Агенты Коминтерна. Солдаты мировой революции.

Вскоре после убийства С. М. Кирова в ИККИ из НКВД поступила информация о том, что 1929 год Б. Кун встречал на квартире Л. Каменева в обществе Г. Зиновьева и его приближенных. Б. Куну пришлось неуклюже оправдываться, объясняя все своей, беспечностью. Однако уже через пару месяцев сидевший во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке бывший секретарь Г. Е. Зиновьева Гринберг проболтался подсадному агенту об «антипартийных настроениях» Бела Куна и его истинном отношении к лидеру «ленинградской оппозиции». Он доверительно сообщил, что где-то в 1932 году на одной из вечеринок в присутствии венгерских коммунистов Людвига Мадьяра и Евгения Варги Бела Кун и легендарный советский военачальник В.К. Блюхер «вели контрреволюционную клеветническую критику политики ВКП(б) и ее руководства». Гринберг не подозревал, что еще 30 июня 1930 года Ф. Швальбе в своих показаниях указал на него как связного между Б. Куном и Г. Зиновьевым. Посыпались доносы и от «прозревших» коллег из аппарата ИККИ. Арестованный сотрудниками НКВД 28 июня 1937 года, Бела Кун был расстрелян 29 августа 1938 года.

В апреле того же года в Париж прибыл новый официальный представитель ИККИ Давид Петровский (он же Максимович), а Вильямса отправили в Вену, там должен был состояться готовившийся в условиях нелегальности III съезд КП Югославии. Делегаты на этот съезд, несколько раз переносившийся из-за фракционных раздоров и полицейских репрессий, были избраны еще в декабре прошлого года.

По пути Вильямс остановился в Берлине, чтобы согласно указанию встретиться с проезжавшим представителем компартии Аргентины, кандидатом в члены Президиума ИККИ Викторио Кодовильей. Накануне было принято решение о командировке Б. Д. Михайлова в Южную Америку, и В. Кодовилье была уготована роль инструктора.

Сразу же после беседы последний послал руководству КПА письмо, в котором поделился своими впечатлениями о Вильямсе. Он сообщил, что московскому эмиссару надлежит помочь «в подготовке южноамериканского конгресса, уже откладывавшегося много раз, и в то же время наблюдать за работой наших партий. Таким образом, — продолжал Кодовилья, — речь вдет не о цензоре, а о сотруднике. Не надо забывать это, учитывая опыт прошлого. Я беседовал с ним по широкому кругу наших вопросов, и мы полностью сошлись во мнении… Этот товарищ произвел на меня чрезвычайно благоприятное впечатление. Я полагаю, что на этот раз нам достался полезный сотрудник; с другой стороны, речь идет о достаточно уважаемом в Москве человеке, который выполнял ответственные задания во многих странах» [279] РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 60. Д. 231. Л. 1. .

В письме секретарю Южноамериканского секретариата (бюро) Коминтерна Хосе Пенелону, посланном 25 апреля 1926 года уже из Москвы, В. Кодовилья уточнил, что он имел в виду под «прошлым опытом»: деятельность предыдущего представителя ИККИ в Южной Америке Михаила Алексеевича Комин-Александровского, оставившего о себе дурную память [280] Комин-Александровский М. А. (1884–1968) — член РСДРП с 1900 года. В 1909 году нелегально выехал в Германию, после переехал в Аргентину. В 1921–1922 годах представитель Коминтерна и Профинтерна в Аргентине. В 1922 году вернулся в Россию. . Опасаясь «повторения пройденного», представитель КПА в разговоре с Г. Зиновьевым коснулся и назначения Вильямса. «Я ему сказал, что нашей партии достаточно представителей типа Александровского, который, вместо того чтобы сотрудничать с нами в политической работе, ей мешал, и мы надеемся, что Вильямс не будет заниматься тем же. Зиновьев мне сказал, что у него нет сомнений относительно способностей Вильямса, поскольку он уже выполнил ряд важных заданий, но, учитывая предшествующие события, он не удивится, если тот пустится плести интриги по русскому вопросу», — информировал В. Кодовилья.

В свете последующих событий любопытна рекомендация, которую дал В. Кодовилья Хосе Пенелону на случай возникновения конфликта с представителем ИККИ: не поддаваться, продолжая придерживаться собственной линии, но обязательно проинформировав о ситуации руководство Коминтерна [281] РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 60. Д. 231. Л. 2. . Таким образом, В. Кодовилья заранее, независимо от сути вероятных разногласий, утверждал правоту аргентинской стороны!

Как видно из письма, Г. Зиновьев продолжал считать Бориса Михайлова не то сталинским агентом, не то ловким карьеристом. В этой связи встает вопрос о мотивах отправки Вильямса в далекую Южную Америку. Не исключено, что он сам напросился в командировку. По натуре Вильямс был легким на подъем человеком, склонным к постоянной встрече с неизвестным. В письме Ф.Ф. Раскольникову (работавшему в Коминтерне под псевдонимом Петров) от 24 июля 1925 года есть такие строки: «…Я приобретаю все большую тренировку в области пожирания пространства, что весьма полезно для тех далеких путешествий, о которых мы с Вами в свое время говорили и о которых — пользуюсь случаем Вам это подтвердить — я не забыл думать; всегда готов к ним». Но возможно, что «латиноамериканская страница» в биографии Б. Д. Михайлова появилась благодаря Григорию Зиновьеву.

Сменив паспорт и получив под расписку 1900 долларов от заведующего берлинским пунктом ОМС Александра Абрамова, Вильямс 15 апреля прибыл в Вену. Здесь он пришел к заключению, что, несмотря на требование Президиума ИККИ созвать съезд «немедленно», югославские коммунисты смогут его провести не раньше 15 мая. КПЮ, численность которой не превышала 3 тысяч человек, тогда переживала не лучшие времена: в партии не было единства по важнейшим вопросам, а номинальный генеральный секретарь Триша Кацлерович (1879–1964) уже 8 месяцев как отошел от политической деятельности.

Не желая впустую тратить время, Б. Д. Михайлов с санкции Москвы на пять дней уехал в Швейцарию. Цель поездки состояла в приобретении нового фальшивого паспорта, необходимого для заокеанского путешествия.

Дело в том, что Ж. Эмбер-Дро сумел убедить Б. Д. Михайлова в чудесном свойстве швейцарского паспорта: его владельцу не требовалось визы для посещения стран Нового Света. Уже в Париже обнаружилось, что это совсем не так, и Михайлову пришлось потратить немало времени на хождение в консульства и французское Министерство юстиции. Не обошлось и без взятки (8 долларов!!!) чиновнику аргентинского консульства, в обмен закрывшему глаза на отсутствие необходимых справок.

Съезд КПЮ открылся 17 мая. Вильямс и болгарин Велев (под своей настоящей фамилией Исааков Нахим он в 1928–1929 годах будет работать в Париже, пока его не вышлют из страны, представителем МОПР) оказали существенное воздействие на подготовку принятых документов и примирение ранее враждовавших фракций. Крайне тактично подошли кремлевские эмиссары к формированию руководящих органов партии. «В своих выступлениях и до, и во время выборов мы заявляли, что в вопросе о составе ЦК мы не хотим и не будем оказывать никакого давления на съезд, — писал позже Б. Д. Михайлов, — связывание авторитета Коминтерна с кандидатурой того или иного товарища представлялось нам рискованным и даже опасным, в особенности в атмосфере еще не улегшейся фракционной вражды. Поэтому на Конгрессе мы, подчеркивая нежелание «давить» на волю съезда, ограничились указанием основных принципов, на основе которых, по нашему мнению, должно быть создано новое руководство партии. В качестве этих принципов мы указывали на: 1) необходимость создания руководства, твердо стоящего на линии, намеченной ИККИ, и политической платформы, разработанной и конкретизированной съездом, без тенденций возврата к былой фракционности; 2) необходимость в целях усиления связи руководства с местами и объединения политической работы партии во всей стране — введения в ЦК и ПБ работников крупнейших областных организаций».