Олег Смыслов - Генерал Абакумов. Палач или жертва?

Н. Петров пишет о Шварцмане следующее: «Да он и сам как бывший следователь, имевший огромный опыт выбивания показаний, понимал: чтобы избежать пыток — лучше признавать все, и даже с избытком. Шварцман так и делал, но его все равно били. В его показаниях было все, что требовалось Игнатьеву и Рюмину для новых арестов высокопоставленных сотрудников МГБ. И это несмотря на то, что Шварцман давал настолько фантастические показания, что возникал вопрос, не повредился ли он в уме?

Он признался, что готовил покушение на Маленкова и привлек для этого «некоторых руководителей партии и правительства», признавался в шпионаже в пользу английской, американской, французской, японской и норвежской разведок. Врачебно-психиатрическая комиссия уличила Шварцмана в притворстве. Как признавал на допросе в июне 1953-го Рюмин, один из творцов дела о «сионистском заговоре» в МГБ: «В процессе следствия по этим делам было совершено еще одно преступление, заключающееся в том, что при допросах арестованных сотрудников МГБ еврейской национальности использовались заведомо вымышленные и клеветнические показания Шварцмана, хотя мне и Игнатьеву было хорошо известно о его провокационном поведении на следствии»».

Лев Леонидович (Аронович) Шварцман в НКВД пришел в 30 лет из газеты «Рабочая Москва», где работал ответственным секретарем. В секретно-политическом отделе Шварцман стал человеком незаменимым. Он писал не только протоколы допросов, но и партсобраний. В дальнейшем он стал специализироваться исключительно на следствии, умело совмещая обыкновенный мордобой и литературную работу. Например, он вел следствие по делам А. Косарева, И. Бабеля, М. Кольцова, В. Мейерхольда. За свои особые умения его карьера была стремительной, а он сам незаменимым. В 32 года его назначат помощником начальника следственной части НКВД, а в 33 — заместителем начальника следственной части Главного экономического управления НКВД.

Н. Петров подчеркивает: «Арестованный генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ Косарев, попав в руки Шварцмана, испытал на себе все его следственные приемы. Как позднее цинично признал на допросе Шварцман: «Арестованный, поняв безвыходность своего положения, согласился дать показания о своей вражеской работе». В 1950-е бывший сотрудник органов A.C. Козлов описал, как это выглядело: «Косарев лежал на полу вниз головой и хрипел. Макаров держал его за ноги, Родос за голову, а Шварцман бил его резиновым жгутом». Но почему Косарев на суде не опроверг своих показаний, данных под пытками? Многие это делали, хотя кто, кроме судей, на закрытом заседании Военной коллегии их услышит. Да и кому это помогло… Оказывается, и тут не обошлось без хитрости Шварцмана. В зависимости от поведения на суде Косареву обещали сохранить жизнь. Сам Шварцман об этом показал на следствии: «… При вызове Косарева до или после заседания Военной коллегии Верх. Суда СССР, не помню, я, вопреки существовавшему порядку, сам дал Косареву бумагу и предложил написать заявление о сохранении ему жизни на имя Берии… Такое заявление было написано, и его я лично, минуя непосредственных начальников, доложил Берия. Однако Берия, прочитав заявление, выругался, просьбу Косарева отклонил, а заявлению дальнейшего движения не дал…» 23 февраля 1939-го Косарев был расстрелян».

Талантливый Шварцман выдумывал самые невероятные истории, которые рассказывал следователям. С его слов в сионистской работе ему помогала тетя, которая готовила специальные еврейские блюда. Откушавшие их тут же становились убежденными сионистами. Самым бесценным в этом деле оказался суп, который варила тетя Циля. Именно на основе показаний этого полковника было выдвинуто обвинение против 30 высокопоставленных сотрудников МГБ — евреев по национальности…

Из протокола допроса Е. П. Питовранова от 24 апреля 1952 года:

«… Пользуясь поддержкой КУЗНЕЦОВА, АБАКУМОВ всеми мерами стремился отгородить чекистский аппарат от контроля ЦК, оторвать органы МГБ от партии.

В этой связи уместно повторить, что в 1947 году, как я об этом уже показывал, в МГБ СССР прибыла группа работников ЦК ВКП(б) для проверки состояния политической учебы коммунистов 2 Главного управления и теоретической подготовки руководящих работников этого Управления.

Узнав об этом, АБАКУМОВ разгневался и стал кричать: «Что это еще за проверка? Я не допущу никакой проверки!» После этого АБАКУМОВ при мне позвонил по телефону КУЗНЕЦОВУ — и проверка была отменена.

Преступная связь АБАКУМОВА с КУЗНЕЦОВЫМ подтверждается также и тем, что КУЗНЕЦОВ оказал содействие АБАКУМОВУ в создании в Министерстве обстановки тишины и благодушия.

Вопрос: Каким путем?

Ответ: В конце 1947 года состоялось собрание партийного актива МГБ СССР. Присутствовавший на этом собрании КУЗНЕЦОВ выступил с пространной, длинной речью, в которой ни словом не упомянул о недостатках в чекистской работе, а все свое выступление свел к тому, что органы МГБ при АБАКУМОВЕ добились значительных успехов, и тем самым дал понять всем присутствовавшим делегатам, что говорить о недостатках работы и критиковать АБАКУМОВА не следует.

Таким образом, АБАКУМОВ, обеспечив в период работы КУЗНЕЦОВА секретарем ЦК выгодную для себя расстановку людей, снискав при поддержке КУЗНЕЦОВА в среде чекистов славу близкого к ЦК человека, «крупного деятеля» и опираясь на нас, его сообщников и пособников, создавал условия для того, чтобы в конечном итоге, как я ранее показывал, добиться высшей власти в стране.

Эти вражеские замыслы АБАКУМОВА должны были всплыть наружу значительно раньше, после ареста КУЗНЕЦОВА и его сообщников, однако этого не произошло, поскольку АБАКУМОВ пустил в ход свою хитрость. Об этом я говорю на том основании, что допросы КУЗНЕЦОВА он поручил одному из самых своих приближенных — бывшему личному секретарю КОМАРОВУ, который несомненно помог АБАКУМОВУ выйти из воды сухим и скрыть его преступную связь с КУЗНЕЦОВЫМ» (См. приложение. — Примеч. авт.).

Судьба генерала Питовранова примечательна тем, что ему удалось не просто выйти из «дела АБАКУМОВА — ШВАРЦМАНА», а еще и из тюрьмы. Как это получилось, рассказывает Е. Жирнов: «Питовранов, сидя в тюремной камере, написал Сталину письмо не с просьбой его помиловать, а с перечнем предложений о реорганизации разведки и контрразведки, понимая, что о таком письме вождю обязательно доложат. Так и получилось. Новый министр Семен Игнатьев держал у себя это письмо месяц, а потом все-таки доложил Сталину.

«В разведке много лет не было хороших руководителей, — писал Питовранов. — При т. Меркулове — бездарный Фитин, при Абакумове — проходимец Кубаткин, а затем хотя и умный, но не очень оперативный и не острый Федотов. Я убежден, что т. Савченко тоже не тот человек, который должен возглавить разведку, чтобы она обеспечила выполнение требований ЦК…