Анатолий Марков - Родные гнёзда

Рассказ этот был до того картинен и выразителен, что не понять его было невозможно. Чтобы успокоить разволнованного и возмущённого человеческой подлостью пса, жена брала его на руки и начинала ласкать, приговаривая: «Мой бедный… Мой маленький… Мой щеночек…» При этих словах большой пёс начинал тоненько повизгивать, поджимать лапы и зад и сжиматься на коленях хозяйки, изображая из себя маленького и обиженного щеночка.

Относясь с дружеской лаской ко мне и детям, Джерри любил жену преданно и самозабвенно, как может любить только собака. Он понимал её с полуслова и слушался каждого её жеста. Стоило хозяйке немного прихворнуть, как Джерри совершенно терял голову, бросал все свои занятия и обязанности, ничего не ел и по целым дням сидел около её кровати, положив голову на подушку и не сводя с больной глаз, полных беспокойства и нежности. Зато когда она вставала, буря восторга наполняла наш дом: пёс радостно лаял басом, морщил верхнюю губу в улыбке радости, лез ко всем со слюнявыми поцелуями и валил ребят на пол, кладя с размаху им на плечи свои лапы.

Пришёл он к нам взрослым пяти-шести лет и прожил в доме ещё двенадцать лет, переезжая с квартиры на квартиру и честно исполняя все принятые на себя обязанности. Он был не только другом семьи и всех наших животных, без различия пород и происхождения, но и надёжным их защитником от чужих котов и собак. С котом Кшисем, которого он заботливо воспитал и вырастил, они ели из одной тарелки, их связывала прочная дружба. Тёплый и пушистый, как муфта, Кшись зимой грел друга, почти не имевшего шерсти, с которым он спал, нежно обнявшись.

Дожив до глубокой старости у нас, Джерри умер от паралича, обычного конца старых псов. Сначала у него отнялись задние ноги, и он несколько дней лежал в своем углу, грустно глядя перед собой. Затем недуг захватил и другие органы, и он ослеп. Однажды на заре мы все были разбужены почти человеческим стоном: это был момент, когда его верное и честное сердце перестало биться. Мы ещё успели собраться вокруг его холодеющего тела, и он умер положа голову на руки своей плачущей хозяйки.

Похоронил я его на пустыре, куда отнёс исхудавшее, ставшее совсем маленьким, тело бедного старого «щеночка». Впоследствии, когда я проходил мимо этого места, оставшегося незастроенным, всегда чувствовал, как у меня тоскливо сжимается сердце…