Владимир Герлах - Изменник

Но, несмотря на предчувствия фельдфебеля никакого свинства не случилось и без приключений доехали до Минска. Здесь Галанин пересел на другой поезд, отравлявшийся на Б. и на другой день был уже в областном городе. Ему вдруг, повезло! Отсюда отправлялись в город К. две роты охранного батальона с одним старым ржавым танком… отправлялись на помощь тамошнему гарнизону, который уже давно молил о помощи. Положение в районе К. было грозное! там за рекой Сонью действовал сильный партизанский отряд дяди Вани, каждую минуту ожидали нового нападения на город… поэтому надо было торопиться… Выехали на грузовиках вечером и проскользнув под самым носом партизан, утром вошли в город… без приключений и без одного выстрела! С ними приехал и солдат Галанин. По дороге на фронт, заглянул в этот разрушенный городишко…

Солнце только что взошло, когда немецкая колона из дребезжащих старым железом грузовиков под водительством облезлого танка втянулась на площадь под липами. Временный комендант города, фельдфебель Фриден, маленький толстый и лысый, потерял голову от радости! Шутка сказать!: почти 200 солдат с танком и пулеметами… теперь можно спать спокойно, не опасаясь нападения этих бандитов… можно даже будет предпринять маленькую вылазку в лес! что бы прогнать подальше наглого врага! Дойти до Озерного и попробовать оттуда связаться непосредственно с Комаровым! Полный радости и хлопот по размещению в городе рот, он с удивлением выслушал рапорт высокого, очень худого и немолодого солдата… сначала ничего не понял!

«Позвольте, вы едете в Дно! Что же вы делаете здесь в К.? Говорите, что хотите повидаться с майором Шубером? Но ведь он убит! И Ратман тоже! Вообще от старого гарнизона здесь никого не осталось! И поэтому вам здесь совершенно нечего делать! Завтра после обеда я отправляю отсюда больных и раненых, с ними уедете и вы? Вы поняли? А ну ка покажите ваши бумаги!» Долго вертел в руках маршбефель Галанина, мычал и крутил круглой лысой головой! Хотел придраться к этому необыкновенному солдату, который держал себя удивительно развязно, но придраться не мог… бумаги были в порядке и даже город К. был вписан! Вернул бумаги и, что бы Галанин не забывался, немного покричал на него: «Сегодня я распоряжусь выдать маршевое довольствие на три дня! Спать можете с моими солдатами или с приехавшими. Устраивайтесь сами! Мне нет времени с вами возиться. Завтра, что бы явились в канцелярию к 12 часам, готовым к отъезду! Опоздаете, я вам покажу! Распустились по тылам! Забываете, что у нас тотальная война! Смешного здесь ничего нет! Станьте как полагается, когда говорите с начальством! Кости вместе! Зо! Идите и не мешайте мне!»

Галанин довольный тем, что был забыт всеми в суете и хлопотах, оставил вещевой мешок и винтовку с патронташем в комендатуре, себе оставил револьвер и две ручных гранаты и вышел из комендатуры. Он сразу заметил большие перемены в городе, бывшее здание комендатуры было совершенно разрушено и комендатура помещалась в здании школы… церкви тоже не было и все уцелевшие здания носили следы пуль и осколков снарядов… немецкое военное кладбище он тоже не узнал, под липами было много свежих могил, старых не было.

Невольно он остановился перед двумя с именами Шубера и Ратмана. Сняв пилотку перекрестился и задумался, о том, что все больше друзей уходит из его жизни и все больше чужих лиц выходит к нему навстречу? Вот и сегодня… до сих пор никого не узнал в городе, ни немца, ни русского! Водопроводная колонка одиноко торчала, подняв вверх, как бы его предостерегая, свой поржавевший рычаг и около нее ни одной бабы с коромыслом! Только сейчас он обратил внимание, что все выходы из площади на улицы были заставлены рогатками переплетенными колючей проволокой, около них стояли часовые, немецкие солдаты и полицейские. Галанин решительно направился к выходу на главную улицу к реке!

Стоящий там сонный солдат лениво зевнул: «Смотри в оба, камрад! далеко не отходи, этих бандитов и в городе много! Убьют, ахнуть не успеешь!» Галанин кивнул ему головой, прошел рогатки, пошел быстро по пустынной улице… он торопился… времени было мало… Скорее к Павловым! Может быть Вера еще дома! Пошел быстрее, почти бежал! Так незаметно дошел до тихой улицу, где был ее дом под яблонями и вишнями, посреди большого двора… там в углу был колодец с холодной водой, которой любил обливаться дядя Прохор, после большой попойки!

На сердце была тревога, которая постепенно увеличивалась… чем дальше он шел, тем больше было разрушенных и сгоревших домов. Тротуары из старых, покрытых ржавым мхом, досок, были тщательно подчищены и освобождены от щебня, обгорелых бревен и груд битого кирпича… все это было отодвинуто вглубь пустых искалеченных дворов и садов с разрушенными сараями и хлевами и с вырубленными плодовыми деревьями… сиротливо поднимались к небу почерневшие полуразвалив-шиеся трубы печей, валялся железный хлам скорченных кроватей, битые черепки глиняной посуды и мисок… И чем дальше шел Галанин, тем больше было развалин, так много, что он с трудом нашел то место, где, когда то, стоял дом Павловых, был их двор и сад! Где зеленели и шумели как будто так недавно яблони и вишни… Здесь даже трубы не осталось! Был стерт с лица земли старый крепкий дом в тени деревьев. По пням он определил точно, где находилась кухня Павловых и комната Веры. Галанин помнил хорошо две яблони, ветки которых упорно лезли в спальню его невесты и две вишни в окно кухни… и дальше еще семь… все одиннадцать пней пересчитал… помнил он, как Вера, после того как стала его невестой, считала их ему и просила около их дома в Париках посадить тоже одиннадцать… она очень любила вишни, которые так буйно цвели в ту весну!

Ему стало трудно дышать! Он приехал сюда, что бы поделиться с ней своими неудачами и, вдруг, оказалось, что делиться было не с кем! Все погибло… дом… сад и, конечно, она тоже вместе со своими родными. Он был в этом теперь убежден, хотя еще не знал точно, кто мог все дорогое ему уничтожить! Да, сомнений не могло быть: это было партизаны! Они убили Шубера, Ратмана, Шаландина, Веру, тетю Маню и дядю Прохора… Он сел на обгорелый пень, вокруг которого желтела пыльная, жалкая трава, тупо смотрел на свои грубые солдатские сапоги, между которыми ползали серые скользкие как будто трупные черви… машинально их раздавил… невольно застонал от страшной смертной тоски, повернулся, что бы бежать отсюда и, вдруг увидел в конце улицы в развалинах человека, маленького и невзрачного, немного косого и хромого… было что-то страшно знакомое в манере, как он тянул за собой короткую ногу.

Галанин бежал спотыкаясь на бревнах и щебне, кричал: «Аверьян, стойте! Стойте, черт вас побери! Или я буду стрелять!» Подбежал, схватил за плечи, повернул к себе дрожащего человека: «Ну, да! Это вы! Почему вы от меня бежали? ведь я видел, что вы хотели от меня убежать! Говорите, не увертывайтесь! Чертова кукла!» И было в голосе Галанина все то же, не терпящее отговорок приказание, которое сделало Аверьяна сразу послушным и правдивым: «Испугался я вас, господин комендант! Все тут говорят, что немцы вас расстреляли! За саботаж! Иду и вижу, что во дворе Павловых… тоже мертвых… вы стоите и на порожке их дома стали кричать и кулаками грозиться…. я и побежал… а теперь вижу, что напрасно! Вы живой! и такой же как раньше, хотя форму солдатскую одели и железный крест спрятали… и так же меня как раньше ругаете! Очень даже мило на сердце стало… я ведь».