Владимир Герлах - Изменник

Но Галанин не дал ему дальше говорить: «Так значит правда! они все-таки погибли! Я так и знал! Говори кто? Говори, сукин сын!.. не трясись и не реви как баба! Ну! Или хочешь, что бы я тебя здесь же прикончил?» Он снова схватил Аверьяна за шиворот и тряс его так, что-тот сразу пришел в себя и перестал плакать: «Не все убиты! не все! Вера Кузьминична жива и здорова, как огурчик! а вот Павловы, те… да… погибли вместе… смерть геройскую приняли от немцев прок…» Он поперхнулся и, почувствовав себя свободным от железных рук Галанина, продолжал утешать. «А Верочка, жива, в лесу скрывается… слышь… вместе с дядей Ваней!» Галанин вынул из кармана смятую папиросу, судорожно затянулся: «Ты с ума спятил! За что их убили немцы? Почему она должна была бежать в лес? Подожди… где мы могли бы с тобой поговорить спокойно, что бы нам никто не мешал?» — «Да тут совсем близенько около базара закусочная есть! можно покушать и выпить! Оно, конечно, дорого все… тысячами считают! а хорошо и вкусно». Аверьян с сомнением посмотрел на то, что осталось от его, когда то блестящего, коменданта: «Оно, конечно, вам дорого будет! тогда у меня… кучером больше не служу… выгнали после смерти моих купчиков… сейчас служу сторожем на немецком кладбище… за их могилками прибираю вместе с моей Евдокией… жить можно… паек дают… не так как раньше, когда у вас работал.» — «Довольно! веди меня в твою закусочную… для меня ничего не дорого… веди поскорей!» Аверьян обрадовался и захромал вперед между развалин: «Сию минуту… в один миг вас домчу, господин комендант!»

В закусочной на чистой половине, за столом заставленным закусками и бутылками мутной теплой самогонки, можно было поговорить о всем… Хозяин, толстый усатый армянин, сразу узнал Галанина, несмотря на то, что-тот решил почему то переодеться солдатом… Сгибаясь в три погибели, он сам принес заказанные закуски и самогон, получив приказание не беспокоить, рассыпался в уверениях: «Господин офицер может быть спокоен! Ни одну душу сюда не пущу… ни немцев, ни русских! Даю вам честное слово Аванесянца!» Ушел… плотно закрыл за собой дверь, приложив ухо к замочной скважине старался подслушать, понять, что затевал здесь в городе Галанин…

Напрасно! Говорили гости тихо, почти шепотом и, если что и доносилось до уха любопытного армянина, то это были крепкие русские и немецкие ругательства белогвардейца или плач и уверения в любви пьяного Аверьяна… Через два часа Галанин полуоткрыл дверь, позвал хозяина, расплатился с ним русскими и немецкими ассигнациями и показав на бесчувственное тело Аверьяна, упавшего под стол приказал: «Отнесите его куда-нибудь отоспаться… увидит его в таком виде жена, даст ему жару! Вот вам за труды еще тысяча рублей!» Деньгами швырялся… они были ему не нужны больше… эти дурацкие сбережения, которые он делал, думая жениться! Идиот! старый осел! вообразивший, что он сможет большевичку превратить в любящую верную жену! Когда появился в городе Холматов, сразу бросилась ему на шею! Советская б…! Ушла вместе с ним, зная, что грозит ее родителям! Тетю Маню и дядю Прохора было жалко до слез! как будто погибли его родители! А к ней осталось только глубокое презрение! Вообще ему не везло в жизни с женщинами… Мариэта, теперь Вера! Слава Богу, что не успел на ней жениться! Но вспомнил о Нине и о Шурке! Шурка жила здесь со своим мужем; жили хорошо и жалели его. От Аверьяна он все узнал! После второй бутылки самогонки он выболтал все что знал! Хотя по старой привычке много врал, все-таки можно было из мудреного узора его лжи выбрать правду! Ясно одно: Холматов и дядя Ваня были одним и тем же подлецом, который изменил слову, данному Галанину. Вера работает у него медсестрой! И сейчас оба они смеются над ним поверившему в любовь и человеческую благодарность! Но он так не оставит этой подлости! Он ее найдет и притянет к ответу!

Как? Очень просто! Она сейчас в Озерном, нужно добраться до Париков, к этому скопцу Семенчуку, который служит у них связным, передать через него записку Вере и потребовать последнего свидания. Когда он ее увидит решит что делать с ней! Во всяком случае он не позволит над собой смеяться этой советской б….! Старался ее оскорбить самыми грубыми ругательствами, и не хотел сам себе признаться, что все его существо стремилось и взывало к ней, единственной в мире, его любовнице! Несмотря на очевидность, не хотел верить тому, что она ему изменила! Ведь он знал ее. Знал, что она способна уйти к партизанам, с ними вместе бороться против оккупантов! Но изменить ему? После всего того, что было между ними! Он не мог верить этому ужасу! Тогда нужно допустить, что в самом деле большевики были правы и Бога нет! Вот почему, он должен был ее увидеть и помочь ему должна Шурка!

Нашел дом, где жил лейтенант русской полиции Жуков со своей молодой женой. Шурка оказалась смелее Аверьяна. Когда Галанин, не постучав, вошел в комнату, где она гладила белье, бросилась ему на шею. Утюг опрокинулся на холщевую рубашку, которая стала тлеть под рассыпанными углями. Не обращая внимания на расплывавшиеся пятна на белоснежной рубашке, на запах паленной материи, Шурка вцепилась обеими руками в шею своего нареченного отца и прижалась губами к его щеке: «Алексей Сергеевич! господин комендант. Жив и здоров! Я так и думала, знала что Аверьян наврал, что вас застрелили! Ну подожди, хромой черт! Придешь сюда. Я тебе покажу!» Смеющиеся черные глаза смотрели не отрываясь в усталое хмурое лицо Галанина: «Такой же! Ничуть даже не изменился! И так же смеетесь! Господи! Радость какая!»

Галанин осторожно освободился от ее рук, схватил утюг, поставил на подоконник, сжав руками потушил тлеющую рубаху, затоптал угли на полу: «Подожди, Шурка, покажись! Тоже совсем не изменилась! Хотя немного побледнела но это не плохо! Плохо то, что до сих пор нет детей! Почему? А где же твой муж? Я, знаешь, хочу…»

Но Шурка не дала ему говорить дальше, сбросила недоглаженное белье в корзину, мигом заслала стол чистой скатертью, поставила графин с водкой, сбегав в чулан, с торжеством принесла тарелку малосольных огурцов: «Садитесь, дорогой гость! Закусите и выпейте! Вот не ожидала! Знала, конечно, что вы живы! Но, что вы сюда вернетесь, меня бедную сироту порадуете! Этого ни за что не ожидала! Такое счастье! Такое счастье!» Болтала безостановочно! Суетилась и бегала, сердилась, что Галанин выпил только одну рюмку водки и едва притронулся к огурцам, страшно боялась, что Галанин начнет ее расспрашивать о Вере, о всем том, что мучило ее во время его отсутствия! Врать ему не могла, не умела, говорить правду было тяжело, поэтому и говорила и суетилась, бегала бестолково по комнате и выглядывала поминутно в окно: «Что-то мой Степа не идет! Ох эта служба у немцев! Надоело страшно! Хлопочим что бы уйти отсюда в РОА… там, говорят все иначе! Все свои и генерал Власов командует! Немцы его слушаются и делают все по его а он все за права наши русские борется! Уедем мы скоро отсюдова, в Ленинградскую область все документы уже приготавливаются в Восточный батальон! А вот, посмотрю на вас, что-то вы не пьете! Выпейте! Водочка мировая! В память бедного Столетова! И я то же с вами! И огурчика возьмите! Неужели не нравятся? Сама солила и думала вот бы наш дорогой отец попробовал! Ан вот вы и приехали!»