Владимир Герлах - Изменник

Какой там сон? Радио, охрипнув от тумана и перегруженности, продолжало сопеть и хрипеть: «Наше победоносное наступление продолжается, наши войска вступили на территорию братской Польши! Фашисты обращены в паническое бегство! Салют в Москве! Да здравствует наш вождь и учитель Сталин! Смерть фашистским оккупантам!» Черт бы вас побрал! Нужно перевести волну. «Наши войска продолжают стремительное наступление… Париж освобожден! Генерал де-Голь на торжественном богослужении в Нотр Дам де Пари! Блестящее наступление в долине реки Роны… Генерал де-Голь сказал… Маршал Сталин уверен… Черчилль подтвердил»… и бодрый победоносный марш! О, черти! Послушаем Германию… «Наши войска после упорных кровопролитных боев отступили на более выгодные позиции, мудрое сокращение фронта… Париж нами очищен! На восточном фронте наше планомерное отступление продолжает успешно развиваться, накануне перелома… С нами Бог! победить или умереть! Фольксштурм! Наш гениальный фюрер… Тяжелые разрушения в Берлине и в Рурском бассейне, следствие террористических налетов союзников»… и торжественный, похожий на похоронный, марш, вой труб и гром барабанов! О, черти!

«Аверьян! Аверьян вы спите? Проснитесь! Мне что-то не спится… болит чертовски голова! Скажите, Аверьян, вам не кажется, что ночи стали как будто холодные?» — «Кажется, ей Богу кажется! Здеся! да разве это жизня? Ни лета нет тебе настоящего, ни ночи теплой! У нас в К. теперича так хорошо, во дворе на земле спать можно, дух ароматный идет, звезды так чудно играют и петухи поют, а здеся! Вы слышите? Вместо петухов автоматы опять загавкали!»

И опять телефон: «Козин, говорите спокойно не заикайтесь, не можете говорить, пойте… но это хорошо! У нас потерь нет, а у них двое убитых! Прекрасно! Будут сволочи знать как нас беспокоить! Браво, Козин! А поете вы хорошо! Какой у вас голос? Не знаете! А я знаю! тенор и не плохой! Я сейчас к вам приду, все равно не уснуть сегодня!»

И только когда совсем рассвело, короткий чуткий сон, разве это жизня? Не жизня а одно г…о! Но днем хоть видно было, если не все то хоть часть! Лес, ручьи, деревни и фермы, коровы и люди, мирное население, всякие там мадамы и мусью. Иногда успевали догнать и убить, перед тем как убить, разглядеть испуганные бледные лица террористов, собственные потери становились все больше на всех трех опорных пунктах: в Шато-Шиноне, в Корбиньи и в Шатильоне, убитыми ранеными и, что хуже всего, пропавшими без вести…

Началось с Корбиньи, перекинулось на Шатильон и закончилось в Шато Шиноне! И это было гораздо тяжелее, чем убитые и раненые, так как показывало, что разложение батальона началось! А к этому несчастью начались неполадки между офицерами, немцами и русскими…

Началось на совещании немецких офицеров, на котором Галанин долго говорил о положении в батальоне, об его успехах и неудачах. Старался оправдать свою беспомощность радикально пресечь начавшееся разложение батальона. Положив на столе карту, доказывал внимательным немцам необходимость того, к чему он возвращался каждый день: «Вы видите господин капитан, все эти красные кружки и квадраты — места где орудуют террористы! Они накануне того чтобы обратиться в красное море, которое затопит нас, если мы не примем немедленно радикальных мер. Я прошу немедленно вызвать сюда в Шато Шинон наши вторую и третью роты! Все вместе, мы с успехом сможем отбиваться от врага; врозь — погибнем! Вы знаете общую цифру террористов, которые болтаются в этих лесах Морвана? Я, на основании донесений наших командиров рот и сведений полученных от доверенных лиц, считаю, что цифра в 20.000 бандитов не будет преувеличением! К этому надо прибавить население Морвана, которое Серве с Джонсоном начали мобилизовать! Я прошу.»

Но Баер не хотел выслушать до конца своего I С.: «Довольно! Вы, Галанин, просто боитесь! Стали пораженцем! И ваши русские солдаты просто трусы! Все ваши доводы убедили меня только в одном: в ошибке, которое допустило наше командование, вооружив русских! Пока мы побеждали все было хорошо! Теперь, когда стало трудно: русские готовы нам изменить!»

Галанин встал, застегнул пояс с револьвером и одел фуражку. Отдал честь, так как несмотря на категорическое приказание Баера, после покушения на Гитлера, отказывался приветствовать по фашистски! «Прошу меня извинить, Но я считаю мое присутствие здесь излишним, раз вы усомнились в лояльности моих солдат. А что они лояльны, вы это видите каждый день: они умирают, исполняя задачу невыполнимую и для хорошего полка немецких солдат!»

Ушел и его выходка была так неожидана и нахальна, что в продолжении нескольких минут, немцы молчали и пили, посматривая на своего командира. Потом начали говорить о другом, как будто Галанина вообще не существовало! Разошлись и в продолжении нескольких дней собирались без Галанина, которого Баер перестал приглашать на ежедневные совещания! Теперь кричал на своего адъютанта Бема и Лота и пил без остановки. Правда события развивались с такой быстротой, что можно было сойти с ума. Фронт был прорван. Был взят Париж! В огромную брешь понеслись бесчисленные панцирные дивизии этих иудомасонов! Невер загадочно молчал и не думал отдавать приказание Восточному батальону что бы уходить из этого Морвана, пока не поздно.

А русские солдаты были все-таки храбрецы и Галанин был прав, когда говорил о том, что задача поставленная перед батальоном, была непосильна и полку немцев, может даже двум и даже дивизии! Ведь для того чтобы поехать за продовольствием и боеприпасами в Дижон, нужно было пробиваться с боем лесом, теряя всегда солдат убитыми и ранеными! Вот и сейчас! Привезли камион хлеба и мяса, много белых булок и свиных туш, выпачканных кровью. Потеряли двух убитыми и четырех ранеными. И никакого ропота, ни страха, смех и шутки на дворе штаба, пока Батурин с новой медсестрой перевязывали головы и руки. Между прочим, очень красивая эта сестра, вдова Жукова. Смотрели из разных окон оба командира: Баер и Галанин с одинаковым чувством жалости и гордости, при виде этих героев, друг с другом после этого случая на совещании не разговаривали: Баер ждал, что бы Галанин извинился, Галанин не хотел об этом и слышать, несмотря на уговоры Лота, ждал случая, и случай представился.

Началось у Бема, который вызвал к себе Галанина по приказанию Баера. Сидел в своем бюро, около него стоял Лот, в углу Калб. Когда Галанин уселся, не ожидая приглашения, против него в кресло, Бем долго объяснял ему о приказе Баера, и одновременно радовался унижению Галанина, который до сих пор получал все распоряжения непосредственно от командира батальона. Начал издалека. Удивлялся, что генерал Аккерман тоже оказался замешанным в покушении на жизнь фюрера и был арестован: «… Я знал, что рано или поздно этот человек плохо кончит. От него за десять километров воняло изменником. Я, господин Галанин, редко ошибаюсь в своей оценке людей! Сразу вижу врага Германии».