Николай Ховрин - Балтийцы идут на штурм! (c иллюстрациями)

[61]

Вскоре линкор был в руках революционных моряков. На клотике мачты вспыхнул красный огонь.

Услышав выстрелы на «Павле I», за оружие взялись моряки на «Андрее Первозванном», а за ними и на других кораблях, стоявших в Гельсингфорсской базе.

Вскоре восстанием был охвачен весь флот.

На «Павле I» убили всего нескольких офицеров, тех, кто пытался оказать восставшим сопротивление. Исключение составляет лишь старший офицер Яновский. С ним рассчитались за прежние издевательства.

Старший штурман Ланге в момент восстания был на берегу. На борт вернулся, когда все уже было кончено. Едва он появился на палубе, его окружила группа разъяренных моряков. Услышав их возгласы, Ланге понял, что ему угрожает. Он стал умолять, чтобы ему сохранили жизнь. Признался, что шпионил за матросами, но не один.

— Вы и не подозреваете, кто еще ходит среди вас, — выкрикивал Ланге.

В этот момент его кто-то ударил прикладом по голове. Упавшего штурмана добили. В ту минуту все считали такой поступок естественным. Лишь потом многие стали высказывать мысль, что договорить Ланге не дал один из тех, кто сам был связан с охранкой.

Разоблачить этого человека не удалось.

Адмирала Непенина матросы не собирались трогать. Решили просто своей властью сместить. На многотысячном митинге они избрали нового командующего флотом — адмирала Максимова. Его на кораблях уважали за человечное обращение с нижними чинами. Непенин же повел себя вызывающе. Он заявил, что сдаст должность только по приказу правительства. Тогда группа вооруженных моряков явилась на «Кречет», где помещался штаб командующего, арестовала адмирала и повела его на гарнизонную гауптвахту. По дороге наиболее горячие из конвоиров застрелили его...

Постепенно страсти улеглись. На кораблях были избраны судовые комитеты. Они с первых нее дней начали наводить твердый революционный порядок. У складов оружия выставили надежную охрану, в порт и в город выслали матросские патрули.

Наша группа прибыла в Гельсингфорс 7 или 8 марта. На корабле нас приняли тепло. Я встретился со старыми друзьями. Взаимным расспросам не было конца. Потом пошли осматривать корабль. На палубах, в кубриках, в казематах и боевых службах — везде был образцовый порядок.

[62]

Я рассказал товарищам о статьях петербургских газет, в которых утверждалось, что на Балтийском флоте царит анархия, нет дисциплины. Они только посмеялись над писаниями буржуазных газетчиков.

— Чья бы корова мычала... — добродушно сказал Иван Гурьянович Чистяков, — поучиться им всем не мешало бы у революционных матросов. Такого порядка, как сейчас, на кораблях отродясь не бывало. Раньше из-под палки все делали, а теперь сознательно.

Иван Гурьянович был старым членом нашей корабельной большевистской организации. Когда я впервые попал на линкор, он вместе с другими старослужащими учил меня нелегкому матросскому делу. Руководящей роли в подполье Чистяков никогда не играл, но уважением пользовался. Это был настоящий богатырь: роста немного выше среднего, с широкими плечами и могучим торсом, туго обтянутым форменной рубахой. Его красивое лицо с небольшими усами и румянцем в обе щеки всегда выражало добродушное спокойствие. За покладистый характер Чистякова любили не только в нашей роте, но и в других подразделениях и службах. Его называли просто Гурьянычем. После Февральской революции он стал первым председателем судового комитета.

Многих своих старых товарищей я открывал для себя заново. Их характеры предстали передо мной новыми гранями, проявились неизвестными до сих пор качествами. В новой обстановке потребовались люди, умеющие командовать, вести хозяйственные дела. И они находились в народной гуще, конечно, не всегда подготовленные и опытные, но со временем становившиеся хорошими руководителями и даже специалистами.

Я, например, был удивлен, что одним из активных членов судового комитета стал унтер-офицер машинной команды Корпев. Этого человека я знал по подполью. Тогда он не играл сколько-нибудь заметной роли. Среди матросов был известен лишь умением лихо плавать. Иногда Корпев так далеко удалялся от корабля, что за ним посылали катер, опасаясь, что у него может не хватить сил вернуться. Кто сталкивался с ним ближе, знал, что он еще прекрасный специалист, хороший товарищ. В подпольной же работе Корнев был скорее сочувствующим, нежели активным членом организации. Но вот теперь команда избрала его в судовой комитет. И не ошиблась. Оказалось, что Корнев и способный организатор.

Таких членов в комитете было немало.

[63]

С первых же дней комитет завоевал всеобщее признание. Его решения выполнялись безоговорочно.

Правда, военное руководство по-прежнему находилось в руках командира корабля. Комитет же ведал в основном делами, касающимися личного состава.

В свободное от службы время на палубе часто созывались митинги. На них обсуждались самые разные вопросы, начиная от взаимоотношения с правительством и кончая продовольственным снабжением. На одном из таких собраний был поднят вопрос о переименовании линкора. Все были согласны, что прежнее имя «Император Павел I» должно быть заменено. Предложений было много, спорили долго. В конце концов решили назвать «Республикой».

Кстати, весной 1917 года на Балтике по требованию матросов новые имена получили и другие корабли. Так, старый броненосец «Император Александр II» стал «Зарей свободы», линкор «Цесаревич» — «Гражданином», ледокол «Царь Михаил Федорович» — «Волынцем». Короче говоря, заменили все названия, связанные с царской фамилией. Бывшую плавучую казарму «Волхов» переименовали в «Новорусск». И не из-за слова «Волхов», а потому, что оно ассоциировалось с тюрьмой.

Имя «Республика» быстро прижилось к нашему линкору, экипаж которого пользовался на флоте большой популярностью, как один из наиболее революционных, всегда и во всем твердо поддерживавший линию большевистской партии.

В эти памятные дни команда избрала меня депутатом в Гельсингфорсский Совет и поручила сдать в исполком собранные на «Республике» серебряные медали и Георгиевские кресты. Поблагодарив товарищей за доверие, я отправился в путь. Сначала шагал довольно бодро, но скоро устал: металлическая шкатулка с наградами весила больше двух пудов. Может быть, такому силачу, как наш Гурьяныч, эта ноша — пустяк, но я весь облился потом, пока дотащился до исполкома. Зато как легко почувствовал себя, когда сдал все это богатство.

Тут же оформил свое избрание депутатом. Это оказалось несложным: сообщил, что избран от команды корабля, и мне сразу же выдали документ, пригласили на заседание.