Прасковья Орлова-Савина - Автобиография

А в это время постройка моего пирожного дома была в разгаре: мужу нельзя было скоро ехать, и я отправилась с сестрой, с ее мужем и почтенной женщиной для хозяйства.

Пятимесячного сына сестра оставила с кормилицей у тетки мужа. Мы поехали в мае: погода была прекрасная, путешествие приятное. Проехав уже более половины пути, мы вечером остановились у станции, и Миша пошел прописать подорожную. Вдруг видим, бежит толстенький человечек с фонарем в руках и, подбежав к нашей коляске, приподнял его и рассматривает нас с восторгом Мы глядим на него недоумевая. Сзади идет Миша и, смеясь, говорит: «Господин смотритель такой обожатель театра, что, только увидел в подорожной, что едут артисты, схватил фонарь и побежал смотреть на вас». — «Как на невиданных зверей?»— спросила я шутя. «Нет, сударыня! Я с молодых лет был поклонником театра и считаю особенным удовольствием видеть артистов. И теперь у меня здесь П. С. Мочалов…» Я так и встрепенулась: «Где, как, зачем..» — «Да он играл в Харькове, едет назад и кутит напропалую! Крестьян отбил от работы, поит их водкой, баб заставляет плясать, дарит их деньгами, и хотя мне очень приятно слышать читаемые им монологи, но я каждый день умоляю его ехать, а он не слушает, и это продолжается около недели». — «Где же он?» — «Да вот в этом доме — напротив». — «Миша! беги разбуди его, скажи, что я здесь и хочу его видеть». Вскоре Миша возвращается и говорит: «Нет, мамаша. Вам не увидеть его! Когда я пришел — он спал. Лакей не позволил, да я и сам не хотел будить его. Вдруг слышим: «Человек — трубку!» Я бегу к нему и говорю: «Здравствуйте, Павел Степанович!» — «А?., что?., кто тут?..» — «Это я — Шуберт… и П. И. Орлова здесь…»— «Что?.. Орлова? а… да… Орлова…» — что-то забормотал и уснул». Нечего было делать, мы поехали… Но я очень раскаивалась, зачем не остановилась, не дождалась его протрезвления… не уговорила ехать с нами в Одессу. Он тогда уже оставил московский театр. Но, верно, страх ревности мужа удержал меня. Притом я вспомнила, что Моч. сердился, что я оставила театр, и так писал Самарину Ив. Вас., когда он приезжал в П. Б. на гастроли: «При встрече с Межевичем — поклонись ему; и еще поклонись пониже нашей Офелии… но нет, нет и нет! не надо! Как ей не стьщно! я уверен был, что она по мужу дворянка… купчиха, купчиха, сударь, и какая купчиха! торгуется! А можно ли нам торговаться, если точно оно стучит в груди и просится на сцену! Знаю, к горю нашему, знаю! — оно в груди стучит не у многих; не много призванных, — они редки, и редки артисты, не купцы». И еще более я огорчилась и раскаялась, когда узнала, что, не доехав до Москвы, он где-то упал в воду, простудился и, приехав больной, вскоре умер [43] Орлова-Савина ошибается. П. С. Мочалов возвращался с гастролей ранней весной следующего года, простудился и скончался в Москве в марте 1848 г. (Примеч. составителя.) . Да, во всю мою долгую жизнь я не встречала другого артиста, как П. С. Мочалов, на которого так видимо нисходила искра Божия! Это смело можно сказать: своими кутежами он был вреден себе… но вообще был прекрасный, честный, добрый, истинно благороднейшей души человек! Да простит и помилует его Господь!

Приехали мы в Одессу под вечер. Квартира была нам приготовлена, и мы, переодевшись, пошли на бульвар, где бывает сборище всего города. И как нам было весело, что мы гуляли, слушали музыку, ели мороженое и никто не обращал на нас внимания, тогда как на другой же день уже некоторые, особенно лицеисты, узнали о нашем приезде и ожидали в Пале-Рояле, когда мы пойдем на репетицию. И так было почти всегда. А когда в спектакле мы играли «В людях ангел — не жена» и «Три искушения» (в 1-м я играла — жену, а во 2-м сестру чертенка), так и говорили, когда мы, бывало, идем: «Voila l'ange et diable» [44] Вот ангел и дьявол (фр.). . Конечно, наши спектакли всем понравились и публика посещала их. Известно, что Одесса город свободный и там живут более на иностранный манер, т. е. в кофейных и на улице. Вот и нас хотели приучить к этому. Когда приехал мой муж и некоторые с ним познакомились, начали просить позволения сделать нам обед в Пале-Рояле, у Куруты. Я наотрез отказалась, сказав, что я не привыкла и никогда не бывала в ресторанах. Если между приглашающими есть люди женатые, то они могли бы, познакомясь домами, пригласить нас, тогда бы и мы ответили им тем же. Но обед состоялся. Сестра с мужем согласились, и были приглашены все другие актеры и актрисы. С тех пор меня стали называть гордой, а я, занимаясь делом, старалась избегать пустых знакомств.

Однако я пропустила очень интересный эпизод, бывший в П. Б. Меня пригласили участвовать в благородном спектакле в пользу бедных. Вот как это было. Мой муж, как я упоминала, был знаком с кн. И. А. Гагариным, его женой, известной артисткой Ек. Сем. Семеновой, и с Ал. Ив. Храповицким, инспектором репертуара в императорских театрах. Ал. Ив. страстно любил сам играть, на театре, и в это время, в 1846 г., устраивались спектакли на даче Галлера. Побудительной причиной этих представлений был процесс, веденный дочерью княгини Надеждой Ивановной со своим мужем М. М. Карниолин-Пинским. Я, еще живя в Москве, знала, что супруги не долго жили вместе: она жаловалась на его характер, а он на то, что его обманули: обещали 100 т. ассигн. и не дали ничего. А тут, на беду, рассудительный М. М. влюбился на старости лет… и говорили, в молоденькую и хорошенькую девицу, которая и готова была выйти за него замуж. Вот он и вздумал развестись с женой и для этого посылал в Москву, где она жила, подсматривать, выведывать, уличать и наконец достигнул своей цели. Знаю только, что Над. Ив. приехала с матерью в Петербург и выбрала адвоката Галлера, которому почему-то запрещено было жить в столице и заниматься адвокатурой. Вот они и придумали, будто для забавы, на даче г-на Галлера, по Екатерингофскому проспекту, устраивать спектакли. У Галлера были большие дети и также участвовали с Ек. Сем. и Ал. Ив. Храповицким во главе. Конечно, многие желали видеть знаменитость прежних времен! Поэтому приглашались в спектакль г-на Галлера нужные люди по процессу и за это по возможности помогали им. Этим Ек. Сем. и Галлер не удовольствовались; они думали, что если государь или кто из царской фамилии увидят ее игру, то скоро окажут свое внимание и тогда ей легче будет обратиться с просьбой о защите. Вот они и решили дать публичный спектакль.

Ал. Ив. предложил просить меня, и выбрали на два представления 2 большие трагедии: «Медея и Язон» и «Ифигения в Авлиде».

Я познакомилась с кн., и она пригласила меня на дачу Галлера — смотреть спектакль «Ненависть к людям и раскаяние». Признаюсь, часто видав П. С. Мочалова в этой любимой им роли, трудно было мне, артистке, смотреть на игру доброго Ал. Ив., да и Ек. Сем. была уже старовата слишком (60 л.) для роли кающейся жены Но тут я поняла, к чему ведут и чего ожидают от этих представлений. Над. Ив. скоро сблизилась со мной и была откровенна. Во время антрактов и даже действия, на репетиции она уводила меня в кабинет Галлера, куда никто не входил, и там рассказала о своем процессе. При мне приходил Галлер и, просматривая написанные ею бумаги, приказывал делать поправки и снова диктовал. После она мне объяснила, что ему государем Ник. Пав. запрещено вести дела и писать бумаги, вот он сам и не писал, а выходило одно и то же. Но тут, как видно, «нашла коса на камень», и Галлер не помог: их развели, ему позволили жениться… (но это не совершилось), а ей присудили жить на покаянии в монастыре, в Новой Ладоге. К этому времени скончалась и Ек. Сем И хотя Мат. Мих. и говорил мне и брату (мы по школьной его любви к нам посещали его): «Если я и процесса не выиграю, а уж оставлю мать и дочь на одном картофеле». Но и этого не случилось. Ек. Сем. умерла при своем богатстве, а Над. Ив. им воспользовалась, не поделясь с другими наследниками, и, как было слышно, очень жуировала на покаянии в монастыре. Но за таких людей страшнее: весь суд им будет у престола Божия!