П. Люкимсон - Царь Давид

Встреча же с Авигеей оказалась для Давида самым настоящим потрясением – красота этой женщины зачаровала его, но еще большее впечатление произвели ее ум и способность убеждать других. Впервые в жизни Давид встретил женщину, с которой хотелось беседовать, делиться самым сокровенным и одновременно заниматься с ней любовью, растворяться в ней всем своим существом. Словом, Авигея стала первой женщиной, которую Давид по-настоящему полюбил и, узнав о смерти Навала, немедленно послал к ней сватов.

Мидраш утверждает, что свадьба Давида и Авигеи состоялась спустя три месяца после смерти Навала. Причем дело было, разумеется, не в том, что Авигея скорбела по покойному, – Давид выдержал этот предписанный обычаем минимальный срок, чтобы его семя не смешалось с семенем покойника, то есть чтобы Авигея удостоверилась, что она не беременна.

Вскоре после этих событий все те же зифяне снова явились в столицу Саула – Гиву, чтобы сообщить царю, что Давид разбил лагерь на холме Гахила (Хахила). И Саул вновь пустился в погоню за зятем со всей своей трехтысячной армией. Однако Давид был к тому времени уже достаточно опытен, чтобы не дать застать себя врасплох. Он не только выставлял караулы вдоль всего лагеря, но и высылал далеко вперед патрули, призванные предупредить его о появлении Саула.

Благодаря этой тактике Давид узнал о приближении Саула, когда тот со своей армией был только на подходе, и отошел с Гахилы вглубь пустыни, заняв со своими воинами вершину горы, с которой просматривалась вся местность.

С этой вершины ему было отлично видно, как Саул, не обнаружив на Гахиле своего врага, решил там заночевать и отдал приказ разбивать лагерь. Видно было с нее и то, как армия расположилась на ночлег: Саул лег в центре, воткнув свое копье в землю и положив возле себя оружие и все свои вещи, а вокруг него концентрическими кругами расположились другие воины. Во всяком случае, такая картина следует из «Книги Самуила». Однако устное предание утверждает, что на самом деле для Саула разбили шатер, у входа в который лег Авенир, сын Нира, а уже вокруг шатра расположилась вся армия.

Вид стана Саула навел Давида на шальную мысль – он захотел проникнуть туда и прихватить какую-либо личную вещь царя. Давид, безусловно, понимал, что такая затея связана со смертельным риском, но, как уже отмечалось, в те годы он испытывал неодолимую тягу к ощущению опасности, дарившему ему ни с чем не сравнимое наслаждение. Но для такой вылазки ему нужен был напарник, и с вопросом о том, кто готов пойти с ним на смерть, Давид обратился к трем своим испытанным бойцам Авессе, Ахимелеху и Урии Хеттеянину.

Авесса откликнулся первым, и это определило выбор Давида. В сопровождении племянника Давид в ночной темноте спустился со скалы, поднялся на холм Гахилу, где сумели незамеченными прокрасться мимо спящих воинов, а затем и мимо согнувшего свои длинные ноги Авенира, и вошли в шатер царя. Разумеется, Библия трактует все происшедшее как чудо: Бог одобрил замысел Давида и наслал на Саула и всех его людей, включая караульных, неестественно глубокий сон, чтобы Давид мог исполнить задуманное: «…ибо все спали, так как глубокий сон от Господа напал на них» (I Сам. 26.12).

В шатре повторилась та же сцена, что и до этого в пещере, увидев спящего Саула, Авесса предложил Давиду покончить с ним одним смертоносным ударом – таким, что царь даже не успеет вскрикнуть перед смертью и разбудить стражу. Однако Давид решительно удерживает юношу от этого шага все по тем же мотивам. Саул должен умереть от руки Бога, то есть либо погибнуть в бою, либо скончаться своей смертью, но им ни в коем случае нельзя поднимать руку на «помазанника Господа».

Более того – если поначалу Давид велит Авессе взять копье Саула, то теперь, опасаясь, что тот может пустить это копье в ход, сам берет его в руки, а заодно и лежащую рядом с царем его глиняную флягу с водой, после чего они вместе направились к выходу.