И. Петровский (ред.) - Почему Гитлер проиграл войну? Немецкий взгляд

Несомненно, одной из величайших ошибок Гитлера, если подойти к его образу действий с моральной стороны, было то, что он, проводя «политику риска», несшую в себе в качестве ее последствия войну, не продумывал планомерно и рационально политические, экономические, психологические и военные формы проявления и возможности этой политики, а также не учитывал их в достаточной мере. Когда в 1939 году была начата война, Германия не имела никакого плана войны, никакой стратегической обобщающей концепции, в которой бы были сведены воедино в правильном соотношении предназначение, средства и цель данной войны. Вместо этого постоянно ad hoc [9] ad hoc — специально с этой целью (лат.). вырабатывались частичные планы с тем результатом, что Гитлер все более дерзко преследовал неограниченные цели с явно ограниченными средствами.

В другом месте своего труда Клаузевиц говорил о том, что война «никогда не должна быть отделена от политического общения», ибо иначе до некоторой степени оказываются «разорванными все нити существующих условий» и возникает «бессмысленная и бесцельная вещь». И в самом деле: сколь ни блестящи были германские военные успехи в первой половине войны, в конечном счете они оказались обесцененными, поскольку не были использованы политически. С 1941 года Гитлер уединился в своей ставке, чтобы целиком и полностью посвятить себя ведению войны; участие Японии в войне так и осталось его единственным политическим актом за все это время.

Клаузевиц подчеркивал, что политика (государственный деятель) не может предъявлять к войне (армии) никаких требований, которые та не может выполнить, ибо чрезмерные требования к войску могут оказать на ведение войны вредные влияния; в таком случае скорее следует упрекать саму политику.

Ход Второй мировой войны показал, что преследуемая Гитлером политическая цель далеко превышала эффективность находившихся в его распоряжении военных и экономических средств! С другой стороны, Клаузевиц предостерегал от того, чтобы выдвигать и решать чисто военные вопросы с политической точки зрения. Гитлер нарушил и этот принцип. Это нашло свое выражение во второй фазе

Западной кампании, а позже в оставлении Крыма и Курляндии (Латвия) и в некоторых других случаях.

Сказанное нами можно продемонстрировать на особенно потрясающем примере. Полагая, что Советский Союз тоже можно сокрушить в ходе одной «блиц-кампании», политическое руководство Германии не разработало никаких планов (за исключением «уничтожения нежелательных элементов») для того, чтобы победить Россию с помощью самих же русских и освободить страну от большевистской системы. Напротив, национал-социалистская оккупационная политика, с ее расовой теорией и теорией жизненного пространства, положила начало тому ходу событий на Востоке, который в конечном счете решающим образом способствовал германскому поражению.

В общем и целом существовало три группы, которые желали осуществить в России определенные концепции. К числу представителей самой крайней из них принадлежали (если назвать самых влиятельных) Гиммлер, Борман и Э. Кох. Им удавалось осуществить свои взгляды и меры, поскольку Гитлер целиком и полностью одобрял их. Они действовали по принципу: мы — «господа», они — «унтер-менши». Немцы, заявляли они, должны эксплуатировать, господствовать и управлять. Любую попытку считаться с чувствами и образом жизни русских они отвергали как сен-тиментальничание. Рейхсфюрер СС сформулировал это одной фразой: «Что касается русских, чехов […] мне совершенно безразлично, живут ли они в достатке или подыхают с голода; меня они интересуют лишь постольку, поскольку мы нуждаемся в них как в рабах для нашей культуры, а до остального мне дела нет». Поэтому эсэсовские и другие исполнительные органы, в частности и «золотые фазаны» (начальники административных и экономических органов в оккупированных областях), по отношению к населению не останавливались решительно ни перед чем.

Большой материал для выводов дает проведенное после войны американскими исследователями тестирование 1000 русских перемещенных лиц, которые пережили германскую оккупацию на Востоке. На вопрос, изменилось ли отношение населения к немцам за время оккупации, 728 человек ответили «да» и 85 «нет». Изменение отношения, по мнению большинства, произошло в 1942 году, после того как практика оккупационной политики уже не оставляла сомнения в немецких целях: вместо свободы — новая несвобода, при этом зачатки германо-русского сотрудничества с намерением свергнуть ненавистную большевистскую систему подавлялись в самом зародыше. Рост огромного партизанского движения в России (позднее даже оказывавшего оперативное воздействие) следует не в последнюю очередь отнести за счет этого факта! Интересны также ответы на вопрос: кто из немцев, по вашему мнению, вел себя наилучшим образом? 162 человека высказались за гражданских лиц, 545 — за солдат-фронтовиков, 69 — за гарнизонные войска и только 10 — за СС и СД.

Несколько «мягче» были предложения Альфреда Розенберга и его сотрудников по решению проблемы Востока. Однако они остались нереализованными, поскольку не нашли одобрения у Гитлера. Имперский министр по делам оккупированных восточных областей — закоренелый враг Кремля и русской великодержавности — хотел сыграть на национальных противоречиях в России и предоставить различным «народам» (прибалтам, белорусам, украинцам и кавказцам) некоторую свободу и автономию в рамках тесной политической и экономической зависимости от Германии.

В тогдашних условиях наиболее разумные аргументы выдвигали представители министерства иностранных дел и ОКВ: они с самого начала требовали конструктивной оккупационной политики. Задача Германии, утверждали они, вбить клин между населением и системой; надо обращаться с русскими, уважая их человеческое достоинство, и поставить перед ними в качестве конкретной цели освобождение от большевизма. Провести в жизнь подобные планы (скажем, позволить русскому генералу Власову с его тысячами добровольцев активно участвовать в борьбе на стороне немцев) было невозможно, ибо они противоречили национал-социалистской идеологии и намерениям Гитлера. Когда в 1944 году уже вырисовалось поражение Германии, лозунги получившей теперь приказ действовать Русской освободительной армии (РОА), естественно, больше не имели никакой притягательной силы. Поэтому в одном новейшем американском исследовании указывается на то, что носившее характер катастрофы германское господство в России имело решающее значение для исхода Восточной кампании.

Германская оккупационная политика на западе и севере Европы хотя и была иной, но тоже являлась малопригодной для того, чтобы преодолеть противоречия и умиротворить захваченные страны. Например, Гитлер так и не исчерпал до конца возможности полностью привлечь Францию на свою сторону, поскольку никогда не стремился всерьез к подлинному компромиссу с западным соседом, — наоборот, он постоянно намеревался в конце войны заключить мир за счет Франции. Что же касалось малых стран — таких, как, скажем, Голландия или Бельгия, — то для него они были в конечном счете «дерьмовыми государствами» (совещание у фюрера по обсуждению обстановки в январе 1945 года), которые смогли сохраниться лишь потому, что «несколько европейских государств не сумели договориться между собой о том, как их сожрать», и которые, по его мнению, «не имеют никакой чести».