И. Петровский (ред.) - Почему Гитлер проиграл войну? Немецкий взгляд

Следовательно, факты свидетельствуют о том, что приказ или приказы Гитлера, во-первых, неверно излагались, а во-вторых, их последствия непомерно преувеличивались. Можно, стало быть, констатировать, что эти приказы не оказали решающего воздействия на производство вооружения.

Чтобы опровергнуть несправедливые утверждения ряда историков и публицистов, надо осветить две проблемы: во-первых, следовало бы изучить подлинные причины столь быстрого роста производства вооружения с начала 1942-го до середины 1944 года на всех территориях, где господствовали гитлеровцы. Во-вторых, следовало бы установить, действительно ли этот рост производства вооружения был возможен до 1942 года в той же мере, как и позже.

Первой проблемы коснемся лишь бегло. Одной из причин повышения выпуска вооружения с 1942-го до середины 1944 года была радикальная рационализация производственного процесса, которая потребовала ликвидации множества средних и мелких предприятий обрабатывающей промышленности и промышленности, производящей товары потребления. Вследствие чего количество рабочих в военной промышленности возросло на 50 процентов.

К этому следует добавить, что в Германии в 1944 году находилось 8 миллионов иностранцев, привезенных из оккупированных стран для принудительного труда. Их использовали главным образом в сельском хозяйстве, в угольной и горнорудной промышленности, на производстве боеприпасов и на объектах, опасных для жизни. Большинство иностранных рабочих были насильно вывезены фашистами с временно оккупированных территорий на Востоке. Таким образом, депортированная рабочая сила из оккупированных стран, особенно из Советского Союза и Польши, позволила расширить военное производство в гитлеровской Германии.

В результате всех этих мероприятий в 1944 году в Германии в сфере производства работало в общей сложности на 10 процентов меньше рабочих, чем в 1939 году. Однако в военной промышленности было занято больше рабочей силы. Это объясняется сокращением отраслей, работавших для нужд населения. Кроме того, в общий производственный процесс были втянуты миллионы депортированных иностранных рабочих. Из Европы гитлеровцы вывозили не только рабочую силу, но также сырье, в огромных количествах продовольствие и товары широкого потребления.

Рассмотрим вторую проблему: почему гитлеровцы не использовали всех мощностей военной промышленности до 1942 года. Конечно, нельзя полностью отметать фактор высокомерного отношения фашистов к Советскому Союзу, к так называемым «недочеловекам». Он сыграл известную роль в том, что выпуск военной продукции в 1940–1942 годы не был доведен до тех масштабов, как это имело место после 1942 года. И тем не менее, отвлекаясь от этого субъективного фактора, следует констатировать, что высокие темпы в военной промышленности были тогда объективно невозможны.

До июня 1941 года гитлеровцы не могли открыто проповедовать войну против СССР, если хотели воспользоваться моментом внезапности. Только после того, как правительству удалось внушить немцам мысль, что война против СССР является борьбой немецкого народа за жизнь, борьбой за спасение жизни каждого немца, — лишь после этого оказалось возможным повысить требования к немцам. Насколько озабочены были гитлеровцы, насколько их преследовал страх, подтвердил в начале 1944 года главный орган нацистской партии газета «Фёлькишер беобахтер», писавшая: «Германия как на собственной имперской территории, так и в землях, подвластных ей, преодолела опасный момент в области военной экономики. Опасность эта заключалась в следующем: готово ли население на все время войны согласиться… с существенным снижением своих доходов» [14].

Таким образом, несправедливо утверждение, что фашисты уже в 1941 году могли выжать из немцев то, что они выжали из них в 1944 году. Правительство вынуждено было считаться с народом и учитывать его как серьезный фактор при осуществлении своих политических и военных мероприятий.

1. Kehr Kriegswirtschaft und Riistungsindustrie // «Bilanz des zweiten ^feltkrieges», Oldenburg — Hambun», 1953. S. 272.

2. Ibid. S. 276.

3. Sternberg F., Kapitalismus und Sozialismus vor dem Wfeltgericht. Hamburg, 1951. S. 340.

4. См.: H. A. Quindt H. A., Die Wfendepunkte des Krieges. Stuttgart, 1950. S. 50.

5. Cm.: Welter E. y Falsch und richtig planen. Eine kritische Studie tiber die deutsche Wirtschaftslenkung im zweiten \\feltkrieg. Heidelberg, 1954. S. 20.

6. См.: Промышленность Германии в период войны 1939–1945 гг М., 1956. С. 270–271.

7. «Der Prozess gegen die Hauptkriegsverbrecher vor dem Intemationalen Militargerichtshof, Numberg 14. November 1945—1 Oktober 1946», Niimberg, 1947–1949, Bd. XVI. S. 478.

8. Cm.: Gorlitz W. Quindt H. A. Adolf Hitler. Eine Biographie. Stuttgart, 1951. S. 578.

9. Cm.: Bor P., Gesprache mit Haider. Wiesbaden, 1950. S. 214.

10. Guderian H. Erinnerungen eines Soldaten. Heidelberg, 1951. S. 137.

11. Cm.: Welter E. y Op. cit. S. 151.

12. Mueller-Hillebrand /?., Das Heer 1939–1945. Bd. II, Die Blitzfeldzge 1939–1941. Frankfurt/Main, 1956. S. 91.

13. См.: Промышленность Германии в период войны 1939–1945 гг. С.

270.

14. «Vdlkischer Beobachter», 12. 1. 1944.

«Если в течение многих лет и десятилетий проповедовать, что славянская раса — это низшая раса, что евреи — вообще не люди, то дело должно дойти до такого взрыва», — Эрих фон дем Бах-Целевски на допросе 7 января 1946 года перед Международным военным трибуналом в Нюрнберге [1].

Бах-Целевски после 22 июня 1941 года был одним из высших руководителей СС и полиции на Востоке (участок Россия — Центр) в чине обергруппенфюрера СС и генерала полиции, с 1943 г. являлся «начальником соединений по борьбе с бандами» на всем Восточном фронте, одним из пресловутых фашистских организаторов массовых убийств [2].

Ретроспективный взгляд эсэсовца фон дем Бах-Целевского для обсуждаемой здесь проблематики примечателен в трех отношениях. Во-первых, в нем устанавливается, причем без всяких оговорок, тесная связь между антисемитизмом и антиславизмом, как если бы это было для национал-социализма само собой разумеющимся положением дел. Во-вторых, оба этих расистских «образа врага» выступают как конечный продукт «проповедей» многих лет и десятилетий, т. е. идеологического индок-тринирования, которое могло осуществляться как путем внутренних установок, так и через пропаганду национал-социалистического государства. Наконец, в-третьих, утверждается, что уничтожение евреев и славян следует понимать как «взрыв». Он якобы прямо-таки естественно проистекал из собственной динамики многолетней пропаганды «образа врага».

Вряд ли можно оспаривать, что такая причинноследственная связь имела место в действительности. В этом смысле мы имеем вполне убедительное объяснение связи между национал-социалистской пропагандой и практикой войны на уничтожение против евреев и славян. Остается, однако, открытым вопрос: если действительно, как утверждается, существовала тесная связь между антисемитизмом и антиславизмом в национал-социалистской идеологии, то была ли она также предметом открытой пропаганды? Или же расово-идеологические цели нацистского режима скорее замалчивались и затушевывались? Особенно трудно ответить на вопрос, в какой мере насилие по отношению к евреям и славянам следовало лозунгам пропаганды. Была ли мотивация преступников обусловлена нацистской пропагандой или были другие факторы, например, военная дисциплина, общий верноподданнический склад мышления, вера в фюрера, приспособленчество к обстановке в армии?