Сергей Есин - Смерть титана. В.И. Ленин

В наших разногласиях со Струве был отчетлив политический момент, но есть и товарищеский, личный. Соблазнительно, конечно, при первой же возможности наполовину переметнуться и начать поругивать то, чему раньше поклонялся, я имею в виду всю критическую линию Бернштейна и все бернштейнианство. Здесь я, к сожалению, неуступчив. Но признаюсь, я так рассчитывал в ссылке на товарищескую помощь Петра Бернгардовича, все-таки он находился в столице, в центре интеллектуальной жизни с журналами, газетами, альманахами, личными связями, чего категорически в данный момент лишен был я.

— «От писателя никаких известий по литературной части нет, и мы не надеемся получить их. Между тем писать без постоянных и правильных сношений чертовски неудобно».

— «Сделал сугубую глупость, положившись опять на ecrivain'a. Надеюсь, впредь так глуп не буду».

— «Оригиналов Webb'oB все не получил, несмотря на обещание писателя».

— «Насчет предложения написать краткий курс политической экономии: я решил отказаться. Так как наша переписка с ecrivain'oм вовсе стала, то извести его, пожалуйста, об этом отказе».

— «Молчание писателя меня возмущает. Я думаю, следовало бы взять у него все рукописи и передавать в редакции самим — лучше уж пересылать прямо, чем пересылать писателю. Если он задержал мою статью против него только ради того, что он сам еще не кончил своего ответа на нее — то это уже просто свинство! Самому ему писать нет смысла — не ответит».

Можно ли было всю эту ситуацию по-человечески понять? Конечно. Петр Бернгардович делал карьеру, торопился писать «свое», торопился читать, жить молодой жизнью в богатой событиями столице, на «чужое» времени не хватало. А у нас время было, Надежда Константинова уже научилась управляться с русской печью, мы запасались на зиму свечами и керосином для лампы, мы писали письма и с жадностью, как кроссворды, разгадывая, что в намеках, читали ответы.

Наверное, я никогда не был близок с неталантливыми людьми. Петр Струве был образованным блестящим писателем. Его восторг по поводу любви к свободе и ее жажды в обществе, из которых, собственно, и возродилось российское освободительное движение 90-х годов, его мысли о богатстве русской культурной и духовной жизни — все это лишь великолепные литературные пассажи. Он совершенно искренне писал о том, что свобода, которой «высший образованный слой» так дорожит, если и была нужна народу, то сама по себе мало его привлекала. Вообще, хороший писатель, в том числе и политический, разоблачает себя сам.

Я оставляю без внимания все выпады этого члена ЦК партии кадетов и министра правительства Врангеля в мою сторону. Конечно, мне скажут — «настрой ума». Я отвечу: да, у меня другой настрой ума, другое ощущение политики и социальной справедливости в России. Но пусть за «легальный марксизм» Струве отвечает, и пусть будущий читатель нас рассудит.

Струве всегда предупреждал, что существенной чертой русского «легального марксизма» был его интерес к аграрной проблеме. Его личная точка зрения в известной мере совпадала с реакционнейшей мыслью, что беды России идут от «перенаселения», а отсюда — что «производство пищи у нашего крестьянина недостаточно». Уже можно было бы и не продолжать дальше. Или? Пожалуйста: «В отличие от народнической и либеральной теории эта теория (мой «легальный марксизм») утверждала, что тяжелое положение народа не было следствием ни крестьянского безземелья, ни ошибок правительственной политики. «Марксистский» тезис был совсем иной: он говорил, что корень зла вообще и опустошающих Россию периодических неурожаев, в частности, лежит в общей экономической и культурной отсталости страны».

Добавлю: и политической тоже.

В тех же самых цитатах из писем, которые приводились, упоминается чуть выше или чуть ниже и другая фамилия — экономиста Булгакова. Как же возмутила меня его статья, та самая, которая появилась в «Начале», журнале, редактируемом Струве.

В апреле 1899 года я писал сестре Анюте: «Начало», № 1-2, получил наконец. В общем, очень понравилось, но… Булгаков же меня просто взбесил: такой вздор, сплошной вздор и такая бесконечная профессорская претенциозность, что это черт знает что такое! Недаром его уже похвалил «Сын Отечества»! Посмотрим, как он кончит. Я думаю писать «О книге Каутского и о статье г. Булгакова».

Как Булгаков кончил, это известно, а вот книга его называлась так: «К вопросу о капиталистической эволюции земледелия». Любой интеллигент лучше всего разбирается в крестьянском вопросе и земледелии. Но в это время я уже начинал думать не только о научной истине, но и о значении такого феномена, как общественное мнение. Тогда же в письме А. Н. Потресову, находящемуся в ссылке в центральной России, я обратил внимание именно на эту сторону вопроса. «Я, так же как и Вы, уверен, что публика совершенно (именно!) сбита с толку и недоумевает в самом деле, когда ей объявляют — от лица «современной науки», что у Каутского все неверно, произвольно, социальное чудо, «одинаково мало настоящей агрономии и настоящей экономии» и проч., причем Каутский не излагается, а прямо извращается, а собственных воззрений Булгакова, как сколько-нибудь связной системы, совершенно не видно».

Это была целая тенденция, вызванная, наверное, и разгромом «Союза борьбы» и сочувствующих ему марксистских организаций. Совесть-то в интеллигентных и горячих молодых людях, да начитавшихся еще социалистической литературы, требовала что-то делать, когда народ нищает в оковах феодализма, но хочется найти какой-то безопасный для себя способ этой борьбы. Определенный и последовательный марксизм, который достаточно ясно объяснял ситуацию, не подходил именно потому, что он и определенен, и достаточно опасен. Потом, всегда находятся люди, которые готовы именно при помощи критики примкнуть к какому-то делу и попытаться прославить себя хотя бы таким ничтожным образом. Конечно, это всего лишь смелая попытка платяной вши, паразитирующей на чужом теле.

Но все началось, может быть, по несколько иным поводам. Началось со статей 1896-1898 годов известного немецкого социал-демократа Э. Бернштейна. Известности и славы захотелось большей. В этом смысле русские «молодые философы», как заведено, шли в фарватере критикуемого во все корки Запада. Исключительно русская, идущая от необразованности, мода. Мы, русские марксисты-«старики», марксисты-практики, уходили в ссылку, а «теоретик» Бернштейн публиковал серию статей под общим заголовком «Проблемы социализма». (У социализма всегда есть свои проблемы, это живая теория. У нее еще много возьмет капитализм, если раньше не подохнет. Но это ремарка на полях.) А тем временем наша замечательная «молодежь» эту достохвальную западную тенденцию подхватила. Вернее, к ней радостно прислонилась. Как же, «там» сказано! Но объясню.