Сергей Есин - Смерть титана. В.И. Ленин

К сожалению, вся захваченная сумма — а это было свыше 300 тысяч рублей — оказалась в 500-рублевых билетах, о номерах которых полиция тут же оповестила все русские и зарубежные банки. Потом при попытках разменять купюры арестовали в Париже Литвинова, в Женеве — Семашко, в Стокгольме — Ольгу Ревич, будущую жену Зиновьева.

Можно вспомнить и другие кавказские экспроприации. Это все довольно справедливо, Сталин знал и держал нити этих событий в своих руках. А Ленин высоко ценил людей действия.

Вот какой смысл можно было придать фразе начальника департамента полиции о том, что наиболее активная и организованная часть революционеров группировалась вокруг Ленина. По традиции Сталин и сегодня молчит об этих эксах. Но ведь он в то время остался на свободе и не попал в поле зрения полиции, потому что был предельно осторожен, умел, как никто, молчать. Впрочем, они оба умели молчать, и он сам, и Ленин.

«Фракция ленинцев, — это опять цитата полицейского из той же служебной записки, — всегда лучше других сорганизована, крепче своим единодушием, изобретательна по части проведения своих идей в рабочую среду… Когда за последние два года стало усиливаться рабочее движение, Ленин со своими сторонниками оказались к рабочим ближе других, и Ленин первый стал провозглашать чисто революционные лозунги… Большевистские кружки, ячейки, организации разбросаны теперь по всем городам. Постоянная переписка и сношения завязаны почти со всеми фабричными центрами. Центральный Комитет почти правильно функционирует и целиком находится в руках Ленина… Ввиду изложенного, ничего нет удивительного в том, что в настоящее время сплочение всей подпольной партии идет вокруг большевистских организаций и что последние на деле представляют Российскую Социал-Демократическую Рабочую партию». К этому можно прибавить, почему, вернувшись вслед за Лениным в семнадцатом году из эмиграции, Троцкий мгновенно вступил в эту партию. Теоретики всегда мастера перебежек.

Троцкий все время подчеркивает свое бесстрашие и собственную бескомпромиссность, порою выливавшуюся просто в жестокость. Конечно, это в свое время выглядело и внушительно, и картинно: затянутый в черную «революционную» кожу предреввоенсовета Республики, летающий в царском бронированном салон-вагоне по фронтам и отдающий распоряжения расстреливать собственных отступающих солдат. Насчет салон-вагона он, Сталин, может быть, и пересаливает, он сам уезжал в Царицын в кокетливом салон-вагоне, принадлежащем цыганской певице Вяльцевой.

«Кто не с нами — тот против нас». Так рассуждал и вождь в черном кожане. Троцкому на Россию, в конечном счете, наплевать, ему подавай его перманентную революцию. Народ для него — быдло и, как он в свое время говорил: тысячи и тысячи людей — это всего лишь «голосующая скотинка». А потом этот красноречивейший вождь будет удивляться, почему съезд пошел не за ним, а за Сталиным, таким «некультурным» и темным, почему вообще народ шел именно за ним, а не за человеком в пенсне? И тут не следует говорить о каком-то национальном происхождении, о чем его бойкие близкие любили поговаривать, или о подкупе. Если уж за хорошие местечки, за то, чтобы стать «выдвиженцем», кто-то и покупался, то именно троцкистская интеллигенция. Уж кому-кому об этом знать, как не ему, Сталину, он сам эту «культурную» и много рассуждавшую о демократии троцкистскую интеллигенцию и переманивал, и «покупал» в этой, сразу же начавшейся во время трагической болезни Ленина, битве за власть. Нет, милые наши интеллигенты, все увеличивающаяся после гражданской войны масса народных членов партии пойдет за так называемой сталинской группой не потому, что глаза в этой группировке у всех красивее — и сам Сталин носил не кожаное пальто, лишь солдатскую шинель, — а потому, что находят в ней, в ее стремлениях и в ее идеях, в самой психологии людей, ее составляющих, что-то близкое и родственное себе. Массы ощущают, что этот самый Сталин и его люди не просто играют в политику, не просто ищут власти ради нее самой, ради выгод, какие она дает, но искренне стремятся дать что-то народу. По крайней мере, то, что он, Сталин, говорит, всегда понятно, в отличие от того, что говорил Троцкий своей аудитории.

А сколько при этих беседах Троцкого с народом было низкопробного еврейского театра! Он, Сталин, внимательно всегда следит за своим вечным оппонентом, чтобы потом не повторять его ошибок. Какой-нибудь полутемный, провинциальный зал, скажем, губернского собрания или театра — и сразу же ставят два больших стола для стенографов. Ни одно слово великого деятеля не должно пропасть втуне! Это наш революционный гений! Стенографы, одетые в военную форму, раскладывают свои карандаши и блокноты, потом вынимают и кладут на стол по револьверу. Уже всему залу ясно, что здесь будет говорить власть и сила. Затем за столом этих писарей с револьверами выстраиваются полукругом охрана, секретари, помощники, денщики. И только следом, злобно поблескивая ледяными стеклышками пенсне, хрустя кожей, раздвигая стоящий полукруг, является сам вождь. Характерная бородка упирается в зал. Попы в семинарии, где Сталин учился, не смогли бы лучше живописать явление сатаны в современном обличье.

Троцкий, конечно, неглупый человек и в любой своей речи довольно точно может охарактеризовать положение страны и международную ситуацию. Но какие, однако, допускает высказывания. Он, Сталин, может говорить обо всем этом с полным знанием дела. Если в свое время как следует потрясти молодца-троцкиста со стенографическим блокнотом где-нибудь в нелюдном месте, да просто сунуть ему под нос увесистый русский кулак, то он и про свой револьвер забудет и про верность перманентщику Троцкому. Вот так и попадают иногда в руки интересующихся людей нужные документы откуда-нибудь из Курска, которые так приятно поцитировать в кругу понимающих соратников. Это не какой-то французский Робеспьер — это Троцкий. Век — XX. Место действия — Россия. И когда надо, эта речь будет процитирована. Народ должен знать героев, которых он выбирает. Это нездоровый человек, готовый спалить ради своих весьма спорных идей полстраны. Это не строитель, а разрушитель, которому важно только одно: оказаться правым. Не чувствовал ли он себя Богом, новым посланцем? Сталин думал, что уважал и боялся Троцкий лишь одного человека — Ленина.

Только почему-то этот знаменитый вождь не счел необходимым и возможным прибыть на похороны единственного в России и революционном движении человека, которого он ставит впереди себя. Он думает, что власть, которая выскользнула из рук Ленина, автоматически придет к нему? Считает, что если Ленин посоветовал съезду переместить Сталина с поста генсека, так это и случится? Он, Сталин, ни в коем случае не в обиде на Владимира Ильича. Как и любому умирающему и уходящему человеку, тому кажется, что после него все разрушится, и преемников нет. Он всех, и особенно его, Сталина, ревнует к будущему. И отчетливо понимает, что сделает со страной этот политически переменчивый Троцкий. Но Троцкий уже «лежит» в папке, в его, сталинском, аппарате генсека. Не будет там забыт и этот не очень достоверный пересказ одного из воспоминателей речи Троцкого: